Читать «Тропы вечных тем: проза поэта» онлайн - страница 450

Естественно, большинство участников упомянутого седьмого писательского съезда, состоявшие не столько из подлинных творцов, сколько из бездарной литературной номенклатуры, было на стороне не Куняева, а Друниной. Но открыто поддержать Друнину никто не решился. Все ведь всё прекрасно поняли: Друнина отстаивала не великую поэзию, а главным образом своё поколение, утвердившееся в этой жизни в основном за счёт пафоса, но не таланта, и не хотевшее ни на йоту подвинуться и уступить место более сильным художникам. Лишь Михаил Львов, по старой привычке никого поимённо не трогать, недовольно пробурчал: мол, как можно ставить под сомнение творческий опыт военного поколения.

Кузнецов пошёл дальше Куняева. Он покусился на то, что уже успели назвать советской классикой. На этот раз сторонники Симонова молчать не стали. Но опять-таки серьёзных доводов, опровергавших точку зрения Кузнецова, никто не привёл. Всё свелось к демагогии. Ну как всерьёз можно было воспринимать аргументы в «Новом мире» Марка Соболя?!

Соболев заявил:

«Не стану в который уж раз говорить о том, что было дальше. Количество людей, переписавших эти стихи в солдатских треугольниках от первого лица, подсчёту не поддаётся. Их сотни тысяч, если не больше. Даже из партизанских отрядов строки „Жди меня“ во много раз увеличили так трудно доставляемую почту.

Есть явления, выходящие за пределы литературы. Рождённые ею, они становятся вехами, а то и символами времени, истории. Они достояние уже не читателя, а народа; оскорблять их — кощунственно.

Теперь цитата:

„„Жди меня, и я вернусь“… Это агрессивный эгоизм чистой заморской воды, он чужд и не имеет ничего общего с народным воззрением на любовь“ (Ю. Кузнецов, „Союз души с душой родной“. — „Литературная учёба“, 1985, № 6).

Нет в живых К. М. Симонова, из его читателей время и война унесли миллионы… Для одних „Жди меня“ было предсмертным глотком воздуха перед атакой, для других — памятью сердца.

А посмертные оскорбления исключают мужество и совесть. Нужен только палец, чтоб было откуда высосать.

Мне кажется, что редакция „Нового мира“, которую много лет возглавлял Константин Михайлович Симонов, поймёт меня.

Я пишу это поздней ночью и, честное слово, физически чувствую, как мёртвые побратимы мои встали рядом и спрашивают меня и всех живых моих соратников: как вы, фронтовики, включая главного редактора „Литературной учёбы“, позволили? Как ты, лично ты посмел промолчать?

Поэтому я прошу слова» («Новый мир», 1986, № 5, с. 263).