Читать «Тропы вечных тем: проза поэта» онлайн - страница 439

Юрий Поликарпович Кузнецов

— Лиза, ты бросила школу.

— Ну и бросила.

Впервые я видел, чтобы на меня так злобно глядели. Я зачем-то вынул носовой платок и тотчас зачем-то спрятал. Было темно. [Я растерялся.] Мы сидели в полуподвальном помещении за низким столом с приклеевшейся вылезшей клеёнкой. При неосторожном движении подо мной отчаянно скрипел стул. [Меня подмывало встать. Было такое ощущение: ] как-будто я сел на живого цыплёнка. Возле стены стояла серая кровать, на которой валялась жидкая подушка и лоснящееся одеяло. Старая женщина — мать Лизы усадила меня на этот [проклятый] стул и стояла рядом. У неё в рукавах старого платья висели красные руки с вздувшимися <венами>. Она смотрела на дочь бессмысленными глазами. Я не знал, что делать. На моих глазах погибал человек, а я не знал, что делать. [Интересно,] как бы поступил на моём месте Юрий Фёдорович? Конечно, надо заглянуть ей в душу. [Но как?] Во всяком случае не здесь. Здесь она росла и портилась. Здесь из неё не вытянешь ни одного слова. Надо её поставить в необычное положение.

— Лиза, ты кушала?

Она молчала, но она не ела.

— Знаешь что: умой лицо и расчешишь. У тебя красивые волосы, а ты за ними не ухаживаешь.

[Это подействовало.] Она умыла лицо и расчесала волосы. Я заставил ее сменить грязное платье и только хотел выйти, как быстро через голову она стала снимать с себя грязное платье, глядя на меня вызывающими глазами. [Ого!] Это было слишком. [Не хватало ещё, чтоб она меня обругала последними словами] У меня кончалось терпение. Мне захотелось наорать на неё благим матом и сказать ей всё, что о ней думаю. Но я повёл её в кафе. Она недоумевала и озиралась, как в лесу. А суп хлебала громко на всё кафе. Я в это время выстукивал по полу дробь.

— Лиза, я люблю читать книги.

— Фи, — сморщилась она и стала ковырять вилкой в зубах.

Это становилось невыносимо. Я презирал себя: я говорил и не знал, какое скажу следующее слово.

— Ты напрасно не любишь книг. У меня был друг Шурка.

— Шурка, — повторила она, прослушивая это слово, как-будто училась иностранному языку.

— Мы с ним всё время ездили зайцами на поездах. И до того любили книги, что свесив ноги с крыши последнего вагона, читали какую-нибудь книгу. Вагон болтало, и мы водили пальцем по строчке, чтобы не потерять её из вида.

— Ты ездил зайцем, — [оживилась] [загорелась] воскликнула она, — а тебя ловили мильтоны?

— Я каждый раз удирал от них, — сказал я с жаром, потирая руки.

— А что ты ещё делал?

— Я получал двойки на уроках и меня выгоняли из класса.

— [Так я тебе и по] Меня тоже.

— Я не слушал свою мать.

— Я тоже не слушаю мать.

— Но ты бросила школу, а я учусь в институте.

Она подозрительно посмотрела на меня.

— Ты фрайер, — сказала она, — я тебе нисколечко не верю. А может ты скоро полетишь из института.

Я пожал плечами [и продолжал дальше, вынимая из себя всё, что только мог].

— Тебе трудно: ты одна, у тебя даже нет настоящей подружки. Ну пусть есть. Но что они умные, интересные, да ты от них хорошего слова не слышала ни разу. А у меня был настоящий друг, Шурка. Мы с ним всегда были вместе. Если нас били, то только порознь, но после мы с Шуркой всегда давали сдачи. Мы вместе учили уроки.