Читать «Тропы вечных тем: проза поэта» онлайн - страница 437

— Пойдём, я тебя познакомлю со Смирновой.

— Ага, — сказал он, — ты с ней заодно, — и добавил: — Сегодня мы все познакомимся [со Смирновой и тобой] друг с другом на Комсомольском собрании.

Витька был комсогр. Это был [молодой] парень. Он не был телёнком. Собрание прошло при полной <неразб.>

— Учтите, я не пошляк! — заявил Шрамко на собрании. [Я требую исключить её] Я не позволю ковыряться во мне как в … Пусть она извинится передо мной и учтёт свои ошибки.

Это был пошляк чистой воды. Я его запомнил, когда он приставал к незнакомым девчонкам на танцах и тащил их [за руки] танцевать, как тащат скотину за повод.

Шаповалов встал и с серьёзным лицом сказал:

— Все видели — я сдавал [вступительные] экзамены в солдатской робе. А она, — кивнул он куда-то в сторону, — шла на них из парикмахерской, на иголочках, блестя маникюром и в таком духе. А я четыре года дубасил, я мёрз и не досыпал в караулах, за спиной был склад с боеприпасами, а кругом хоть выколи глаз. И всё это для того, чтобы она маникюрилась и считала других людей ниже своих каблуков, да?! Я не хочу её теперь даже замечать.

Потом Шаповалов не выдержал [и обидчиво спросил]:

— Пусть она объяснит, почему моя гитара [пустая] дура?

Кругом засмеялись. [Собрание, как говорится, превращалось в фарс.]

Витька с трудом добился тишины.

[ — Как вы можете! — закричал Витька.]

— Этот [глупый легкомысленный] смех без всякого содержания. [Сейчас смеяться нельзя. Сейчас надо <задуматься>] — сердито сказал он. — Смирнова поступила глупо, не серьёзно, она оскорбила нас всех, [но не думайте, что мы должны остаться в стороне и всем обществом порицать Смирнову. Ведь это случилось у нас, в нашем коллективе] Давайте посмотрим каждый на себя, а всё ли правильно и хорошо в нас самих. Так ли, что нет ни сучка, ни задоринки? [Чепуха.] Не гладко у нас. Мы можем взять и с бухты-барахты обидеть своего товарища, сказать ему колкое нехорошее слово. Значит у нас нет чуткости, а есть грубость. Или видеть, что товарищу тяжело и что он несёт в душе какую-то тяжесть, и не протянув руки, пройти мимо. Значит у нас нет доброты, а есть жестокость. А доброта внимательна. А откуда она, жестокость, ой ли от несерьёзности? Или мы, филологи, часто говорим безграмотней извозчиков. Значит у нас нет требовательности к себе, а есть умственная пассивность. Или, например, мы, — он кивнул в сторону нас мальчишек, — развели в своём общежитии грязь и тучи мух, разбили стекло, а лень его вставить. Пусть это мелкое, почти незаметное, в самом деле на первых порах будто случайное, которое трудно подчас уловить и увидеть в настоящем свете. Но это отрицательное, это негодное, это пятнающее, это надо выжигать калёным железом. Нет, на полном серьёзе, посмотрите на комсомольца Шрамко. Разве он иногда не говорит пошлости?

Шрамко надулся, как индюк, молча перекатывал горох желваков и целую неделю не рассказывал анекдотов. [Витька перестал ходить взад и вперёд. И сказал твёрдо]