Читать «И у палачей есть душа» онлайн - страница 5

Маити Гиртаннер

Он ответил: «Вот мы об этом и поговорим».

Голос был нейтральным, почти мягким, в отличие от тех грубых металлических интонаций, что до сих пор звучали в моих ушах.

Я согласилась встретиться с ним. Он сказал, что придет во второй половине дня. Как описать бурю в моей голове? Все эти сорок лет я не переставала молиться за этого человека. Меня мучила навязчивая мысль, что он умрет с сердцем, полным ненависти, и я молилась, чтобы он встретил Того, Кто создал его любовью и для любви. Я не могла вынести, чтобы зло торжествовало в человеке. И мне казалось, что жертва больше, чем кто-либо другой, подходит, чтобы вступиться за палача.

В конце концов мне следовало желать этой встречи, но я никогда не думала, что она возможна, и потому не подготовилась. Неожиданность испугала и взволновала меня. В часы перед встречей мне много раз хотелось ее отменить, но было слишком поздно, и у меня не было возможности связаться с ним. «Да минует меня чаша сия». В сущности это было искушение. «Впрочем, не как я хочу, но как Ты», — говорит Иисус Отцу. Обдумывая свою жизнь, — мне было в тот момент шестьдесят два года, — я поняла, что жизнь измеряется не задачами, которые мы перед собой ставим, и не нашими представлениями о себе, а тем, как мы себя ведем в вынужденных обстоятельствах. Войти в Сопротивление, вынести муки, перестроить жизнь в соответствии с новым физическим состоянием — ничего этого я не выбирала и не предвидела. Каждый раз я просто старалась справиться с испытанием.

Следовательно, и встречу с Лео я должна была пережить, а не подготовиться к ней. В конце концов, я вынесла его жестокое и ранящее обращение, зачем страшиться новой встречи, явно благожелательной! Не оказывается ли моя тревога свидетельством того, что примирение — поступок более трудный и жертвенный, чем противостояние?

Он пришел ко мне в конце дня. «…Не заботьтесь, как или что сказать; ибо в тот час дано будет вам, что сказать». Я повторяла слова Христа, обращенные к двенадцати ученикам в начале их поприща, когда он позвонил в дверь маленькой квартирки в Сен-Жермен-ан-Ле, куда я переехала тремя годами раньше после смерти матери и где живу до сих пор. Мне было тем более необходимо полностью довериться Богу, что это был один из тех дней, когда тело мне изменяло. Я должна была по возможности оставаться в постели.

Я узнала его голос. Открыв дверь, я испытала сильнейшее потрясение. Ему было уже за шестьдесят. Волосы из белокурых стали седыми, черты лица потеряли резкость, но он сохранил прежний силуэт и осанку.

После нескольких секунд общей неловкости, он чрезвычайно учтиво приподнял шляпу и протянул мне руку. Я пригласила его сесть, извинившись, что сама вынуждена снова лечь. Его напряженная улыбка свидетельствовала о том, что он сознает меру своей ответственности за мое состояние…

Он начал без обиняков: «У меня рак. Я только что об этом узнал. Я обречен. Врач сказал, что мне осталось жить не больше полугода». Он говорил бесцветным глухим голосом, уставившись в пустоту, не смея встретиться со мной взглядом. Долгое молчание. Затем он повернулся ко мне и продолжил: «Я не забыл того, что вы говорили о смерти другим моим пленникам. Меня всегда поражала надежда, которую вы поддерживали в окружающих, несмотря на отчаянное положение. Сейчас меня пугает смерть. Поэтому я захотел вас услышать.»