Читать «Иисус до Евангелий. Как обрывочные воспоминания нескольких человек превратились в учение о Господе, покорившее мир» онлайн - страница 4

Я не сторонник социального и политического равенства белой и черной рас, и никогда им не был… А вдобавок скажу, что существует физическое различие между белой и черными расами, которое, на мой взгляд, никогда не позволит этим расам сосуществовать в условиях социального и политического равенства.⁴

По нашим меркам, это чистой воды расизм. Но если Линкольн публично высказывал такие идеи, почему его всюду считают сторонником гражданских прав? Быть может, как утверждают некоторые историки, Линкольн изменил свою точку зрения и стал выступать и за отмену рабства, и за полное равенство? Не факт. Шварц полагает, что у нас сложился такой образ Линкольна, поскольку в начале 1960-х годов лидеры движения за гражданские права подняли его как знамя в своей попытке обеспечить афроамериканцам полное равенство с белыми перед законом. Линкольн был для них моральным образцом и оправданием. И почти все мы понимаем, что эта борьба должна была начаться на много-много лет раньше…

Независимо от того, кардинально ли изменились взгляды Линкольна, пример с избирательной памятью показателен. Когда мы – индивиды или общество – вспоминаем свое прошлое, свою историю, мы всегда и неизбежно делаем это в свете нынешней ситуации. Прошлое не застыло неизменным во времени. Оно всегда трансформируется в сознании, в зависимости от того, чем сознание занято здесь и теперь. По мнению Шварца, парадоксальный образ Линкольна как пророка гражданских прав «показывает текучесть прошлого и оправдывает слова Мориса Хальбвакса, что “коллективная память – это, по сути, реконструкция прошлого, которая адаптирует образ исторических фактов к верованиям и духовным нуждам настоящего”».⁵

Морис Хальбвакс, упомянутый здесь Шварцем, – один из величайших первопроходцев в изучении памяти, особенно памяти социальных групп, «коллективной памяти».⁶ Мы еще поговорим о нем в главе 6. Хальбвакс придерживался довольно крайней точки зрения на память. Он полагал, что абсолютно все воспоминания носят социальный характер: никаких личных и частных воспоминаний не существует, ибо каждое воспоминание неизбежно окрашено, сформировано и подано социальными контекстами. Не все согласны с ним, но по одному вопросу есть широкий консенсус. Мы – и как индивиды, и как члены коллектива – «помним» прошлое из-за его ценности в настоящем. В противном случае у нас не было бы оснований помнить о прошлом: будь то наше личное прошлое или жизнь и опыт общества. И вот ключевой момент: иногда/часто/всегда наши воспоминания о прошлом искажаются именно из-за требований настоящего.⁷

Для Шварца важна такая мысль: все это не означает, что наши воспоминания о прошлом – воспоминания индивидов и социальных групп – попросту сфабрикованы и ненадежны. Напротив, большая часть наших воспоминаний точна и надежна. Но память чрезвычайно избирательна и подчас искажается причинами, по которым мы вообще решили запомнить данные события. По словам Шварца, наша память о Линкольне «оценивает историю, возвышая морально значимые элементы жизни Линкольна над повседневными».⁸ Иными словами, мы не просто помним о прошлом: мы помним о нем в свете того, что особенно важно в нашей собственной жизни.