Читать «От предъязыка - к языку. Введение в эволюционную лингвистику.» онлайн - страница 203

Писательская деятельность не позволила А.П. Чехову продолжить научную работу. Однако интерес к научным занятиям он сохранил на всю жизнь. Наибольшим вкладом в науку он считал свою книгу «Остров Сахалин» (1895). К поездке на Сахалин в 1890 г. её автор готовился с научной дотошностью. Он писал: «Целый день сижу, читаю и делаю выписки… Умопомешательство: „Mania Sachalinosa“… Приходится быть и геологом, и метеорологом, и этнографом» (Ермилов В. Антон Павлович Чехов. 1860–1904. М., 1949, с. 229).

Об отношении А.П. Чехова к науке очень красноречиво свидетельствуют слова его героя — профессора Николая Степановича из «Скучной истории». Вот они: «Как двадцать-тридцать лет назад, так и теперь, перед смертью, меня интересует одна только наука. Испуская последний вздох, я всё-таки буду верить, что наука — самое важное, самое прекрасное и нужное в жизни человека, что она всегда была и будет высшим проявлением любви и что только ею одною человек победит природу и себя» (Чехов А.П. Собрание сочинений в 8-и томах. Т. 4. М., 1970, с. 287).

Мы слышим здесь голос убеждённого сциентиста. В какой-то мере сциентистом был и автор «Скучной истории». Во всяком случае, в преобразующую силу научно-технического прогресса он верил больше, чем в силу нравственного совершенствования. Этим объясняются такие его слова о толстовстве (1894): «Толстовская мораль перестала меня трогать, в глубине души я отношусь к ней недружелюбно… Во мне течёт мужицкая кровь, и меня не удивишь мужицкими добродетелями. Я с детства уверовал в прогресс… расчётливость и справедливость говорят мне, что в электричестве и паре любви к человеку больше, чем в целомудрии и воздержании от мяса» (Ермилов В. Антон Павлович Чехов. 1860–1904. М., 1949, с. 286).

После приведённых слов В.В. Ермилов пишет: «Антон Павлович жадно следил за успехами науки, сочувствовал всему передовому в её развитии. Он с наслаждением изучал Дарвина („Какая прелесть!“ — восклицал он о трудах Дарвина). Всевозможные реакционные „походы“ против науки и прогресса встречали у него самое суровое осуждение» (там же).

Что же касается науки и искусства, то их культурное значение А.П. Чехов расценивал на равных. Он не проводил между ними резкой границы. Он выступал за их содружество: «Я хочу, чтобы люди не видели войны там, где её нет. Знания всегда пребывали в мире. И анатомия, и изящная словесность имеют одинаково знатное происхождение, одни и те же цели, одного и того же врага — чёрта, и воевать им положительно не из-за чего. Борьбы за существование у них нет. Если человек знает учение о кровообращении, то он богат: если к тому же выучивает ещё историю религии и романс „Я помню чудное мгновенье“, то становится не беднее, а богаче, — стало быть, мы имеем дело только с плюсами. Потому-то гении никогда не воевали, и в Гёте рядом с поэтом прекрасно уживался естественник» (Бердников Г.П. А.П.Чехов. Ростов-на-Дону, 1997, с. 74).