Читать «К берегу удачи. Кривой домишко. Объявлено убийство. Три слепых мышонка» онлайн - страница 19

— Разумеется, не люблю. Да и тебе он не понравится. Он не нашего круга.

— Ты не знаешь, Роули, кто мне нравится и кто не нравится. Я немало повидала за последние три года. Думаю, что мой кругозор расширился.

— Ты больше видела, чем я, это правда.

Он сказал это спокойно, но Лин внимательно взглянула на него. Что-то скрывалось за этим ровным тоном.

Он ответил ей твердым взглядом, лицо его не выражало никакого волнения. Лин вспомнила, что всегда было нелегко узнать, о чем думает Роули.

Все в этом мире стало шиворот-навыворот, думала Лин. Раньше мужчина шел на войну, а женщина оставалась дома. А теперь получилось наоборот.

Из двух молодых людей, Роули и Джонни, один должен был остаться на ферме. Они бросили жребий — и Джонни Вэвасаур пошел в армию. Он погиб почти сразу, в Норвегии. За всю войну Роули не уезжал от дому дальше, чем за две мили.

А она, Лин, побывала в Египте, в Северной Африке, на Сицилии. Не раз ей пришлось бывать под огнем.

И вот теперь они встретились — Лин, вернувшаяся с войны, и Роули, оставшийся дома.

Она вдруг подумала: быть может, это ему неприятно. Нервно кашлянув, она сказала:

— Иногда кажется, что все идет как-то кувырком. Верно?

— Не знаю… — Роули бессмысленным взглядом смотрел на расстилавшееся впереди поле. — Зависит от обстоятельств.

— Роули… Она заколебалась. — Тебя не огорчал о… Я хочу сказать… Джонни…

Его холодный взгляд заставил ее остановиться.

— Оставь Джонни в покое! Война окончена — мне посчастливилось.

— Ты хочешь сказать: посчастливилось, что… — она в сомнении остановилась, — что тебе не пришлось… идти?

— Ужасное везение, не правда ли?

Она не знала, как понять эти слова. В его голосе звучало сдерживаемое волнение. Он прибавил с улыбкой:

— Но, конечно, девушкам из армии будет трудно снова привыкнуть к дому.

Она с заметным раздражением сказала:

— Не говори глупостей, Роули. Не надо.

(Но с чего бы ей раздражаться? Не с чего, если только его слова не задели ее за живое.)

— Ну ладно, — сказал Роули. — Я думаю, нам лучше поговорить о нашей свадьбе. Если только ты не передумала.

— Конечно, не передумала. С чего ты взял?

Он ответил неопределенно:

— Почем знать…

— Ты хочешь сказать… ты думаешь, что я… что я изменилась?

— Не особенно.

— Может, ты сам передумал? Скажи мне.

— О нет, я-то не передумал. Тут, на ферме, какие уж перемены… Никаких…

— Ну, тогда все в порядке, — сказала Лин, чувствуя какую-то неудовлетворенность. — Когда ты хочешь назначить свадьбу?

— Где-нибудь в июне.

— Согласна…

Они молчали. Все было решено. Но помимо воли Лин чувствовала страшную подавленность. Роули был Роули — такой же, как всегда. Любящий, спокойный, ненавидящий громкие слова.

Они любят друг друга. Они всегда любили друг друга и не говорили о своей любви — зачем говорить о ней сейчас?

Они поженятся в июне. Будут жить на ферме «Высокие ивы» (ей всегда нравилось это название), и она никогда больше не уедет. Не уедет — то есть в том смысле, какой приобрели для нее теперь эти слова. Волнение той минуты, когда подымают трап, беготня команды… Трепет, когда самолет отрывается от земли и парит в воздухе. Очертания незнакомого берега… Запах горячей пыли, нефти и чеснока, бормотание и трескотня чужой речи… Незнакомые цветы, гордо высящиеся в пыльных садах… Упаковка вещей — где-то будем распаковывать их в следующий раз?