Читать «Пушкинский век» онлайн - страница 281

Стрелялись 27 января 1837 года на Петербургской стороне, у Черной речки.

Пушкин был смертельно ранен. Врачи сразу же признали положение его безнадежным.

Пушкин невыносимо страдал, но мужество и твердость духа не покидали его и в эти страшные дни. П. А. Вяземский писал: «Твердость, спокойствие, ясность духа, которые воцарились в нем с той минуты, когда дуэль… была решена, и не изменили ему ни на месте битвы, ни на одре смертного страдания до последнего вздоха, убедительно показывают, из каких слоев сложена была эта душа, сильная и высокая».

«Я был в тридцати сражениях, — говорил лейб-медик Арендт, — я видел много умирающих, но мало видел подобного».

Жуковский, Вяземский, А. И. Тургенев, лицейский товарищ и секундант Пушкина Данзас, врач и литератор Даль не отходили от умирающего.

Весть о дуэли и ранении Пушкина с поразительной быстротой распространилась по городу.

Дом С. Г. Волконской на набережной Мойки. Литография. 1840-е гг.

28 и 29 января с раннего утра у подъезда была давка. В сенях знакомые и незнакомые засыпали выходивших из комнат вопросами: «Что Пушкин? Легче ли ему? Поправится ли он? Есть ли надежда?» Какой-то старичок, попавший в сени, сказал с удивлением: «Господи Боже мой! Я помню, как умирал фельдмаршал, а этого не было!..»

К середине дня 29-го стало ясно, что Пушкину осталось жить считанные минуты.

«Друзья, ближние молча окружили изголовье отходящего, — вспоминал Даль, — я, по просьбе его, взял его под мышки и приподнял повыше. Он вдруг будто проснулся, быстро раскрыл глаза, лицо его прояснилось, и он сказал:

— Кончена жизнь!

Я недослышал и спросил тихо, что кончено?

— Жизнь кончена, — отвечал он внятно и положительно. — Тяжело дышать, давит, — были последние слова его».

Было 2 часа 45 минут пополудни 29 января 1837 года.

Вид Главного штаба со стороны Мойки. Литография К. Беггрова по рисунку В. Садовникова. 1830-е гг.

«Спустя три четверти часа после кончины (во все это время я не отходил от мертвого, мне хотелось вглядеться в прекрасное лицо его) тело вынесли в ближнюю горницу; а я, исполняя повеление государя императора, запечатал кабинет своею печатью», — рассказывал Жуковский.

Николай I тотчас отправил записку Бенкендорфу: «Пушкин умер; я приказал Жуковскому приложить свою печать к его кабинету и предлагаю вам послать Дубельта к Жуковскому, чтобы он приложил жандармскую печать для большей сохранности».

Получивший в тот день «высочайшее благоволение» за ревностную службу начальник штаба Корпуса жандармов генерал-майор Дубельт запечатал кабинет Пушкина казенной печатью.

Многочисленные враги Пушкина торжествовали и злорадствовали. Немало людей из высшего общества ездили к барону Геккерну с изъявлением сочувствия по поводу неприятностей, выпавших на долю его приемного сына и его самого. С. Н. Карамзина писала в эти дни: «В нашем обществе у Дантеса находится немало защитников, а у Пушкина — и это куда хуже и непонятней — немало злобных обвинителей».