Читать «Трилогия о Мирьям» онлайн - страница 235

— Да, я бы с гораздо большим удовольствием взял ружье и отправился бы охотиться на зверей, чем на людей, — рассеянно кивает Кристьян.

О, одно время страсть к чучелам всецело захватила Кристьяна. Все осенние и зимние воскресенья он бродил под Ленинградом по болотам и лесам. Возвращался с добычей и долгими вечерами сидел за столом с пинцетами, скальпелями, щипчиками, ножницами, буравчиками и щеточками под рукой. С поразительным терпением снимал шкурки, делал из проволоки каркас, старательно набивал паклей, пока чучело не обретало естественного вида. Особенный восторг вызывала одна сова, которую он повесил над окном. Все, кто впервые входил к нам, тут же застывали на месте. Взъерошив перья, на входящего пучилась сова. Даже имя дал ей Кристьян — сова Екатерина.

Мне было не по душе увлечение Кристьяна. Не перечила — нельзя задевать человеческие наклонности. Эти молчаливые птицы по стенам, особенно тетерев с тетеркой, которых Кристьян держал на шкафу, исподволь бесили меня. Частенько ловила себя на сравнениях, быть может несправедливых, что наша совместная жизнь с Кристьяном тоже с виду вроде бы «как настоящая», но на поверку оказывается такой же застывшей, как эти чучела пернатых в нашей комнате.

Кристьян не попрекал меня Антоном, но оставлял одну долгими воскресными днями, к чучелам у него было больше внимания и любви, чем ко мне.

Соседка по квартире все говорила, какой необыкновенный у тебя муж, по вечерам сидит дома, не пьет и не буянит.

Я даже обрадовалась, когда с переездом в Таллин всю эту лупоглазую «живность» пришлось бросить.

Возможно, это простое воображение, что Кристьян своим увлечением чучелами старался отплатить мне за Антона. Охотничья страсть теплилась в нем давно, задолго до нашего ареста, до того, как, разбитый параличом, он лежал при свете керосиновой лампы с зеленым абажуром.

На каком-то отрезке нашей совместной жизни мы начали отдаляться друг от друга. Становились все отчужденнее и отчужденнее. Видимо, упустили тот момент, когда надо было сесть за стол, и, взглянув друг другу в глаза, спросить, как же нам быть теперь дальше?

Ни у кого из нас в тот решающий миг не хватило смелости, чтобы растопить возникшую наледь.

Может, мне следовало покаяться в истории с Антоном, выговорить начисто душу, безвозвратно похоронить мир ушедших теней! А может, не высказал Кристьян, мол, послушай-ка, Анна, добропорядочное и чистоплотное сожительство еще не является счастливым браком.

Ах, упрямство, это перебирание случившегося про себя.

Всяк нуждается в другом человеке, кому нужно было бы высказать все самые потайные ходы своих мыслей, чувств и сомнений. Не то с годами начинает одолевать одиночество, и протянутая к тебе в постели рука будет лишь напоминанием, что ты замужем и что у тебя есть перед кем-то обязанности, так же как есть они и у другого по отношению к тебе.

«Необыкновенный у тебя муж», — говорили в коммунальной кухне ленинградские бабы.

А может, я слишком многого требую?

Может, так и живут?

Люди умирают в одиночку, это обусловливает относительное одиночество и в жизни.