Читать «Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка» онлайн - страница 381

Эмэ Артуровна Бээкман

Незрелые, но обнадеживающие мысли, подобно ниточкам, оставались реять под потускневшим потолком моего кабинета — теперь же маляры смахнули их, словно пыль. Я почувствовал, как в моем мозгу появилось что-то неприятное, чужеродное, будто опасная полынья или пучина, и что-то очень важное исчезло в ней как в воронке.

Ночью я спал в своем кабинете в пружинящей складке мохнатого живота слона-мамонта и то и дело просыпался от странного звука, походившего на повизгиванье брошенного щенка, я прислушивался — может, в эту странную квартиру попало живое существо, но стояла тишина, наверное, это я сам плакал во сне. Утром я с презрением подумал: и этому-то миру я должен дарить свою блестящую систему, свое открытие, плод работы своего ума! Кому это вообще нужно? Разве что горстке таких же, как я, отшельников науки, которые ничего не смыслят в жизни!

Внезапно я возненавидел свою горячо любимую работу, в душу закралась пугающая мысль: я больше не в силах идти к вершине. Мне словно подкосили ноги, а пользоваться костылями чужих знаний я не хотел, Компилировать какой-то вздор из крупиц мыслей, вымученных из себя средней руки служителями науки, — этот унизительно простой путь был для меня неприемлем. Должен же я был сохранить к себе хоть каплю уважения.

Я вдруг почувствовал себя опустошенным, а ведь мне не было еще и тридцати.

И все же где-то внутри еще теплилась искра прежней жизненной силы. Я любой ценой хотел вновь стать личностью. Я даже сходил к психоаналитику. Он отнес мой душевный разброд на счет переутомления, ультрамодный же дизайн квартиры, который стал причиной моего недуга, вызвал на его лице лишь усмешку. Участливый врачеватель душ посоветовал мне на какое-то время изменить привычный образ жизни и вести себя обратно тому, как я вел себя раньше; он выразил предположение, что безошибочная память и желание работать могут восстановиться.

Переломить себя и действовать вопреки своим привычкам?

Я ухватился за эту рекомендацию, как утопающий за соломинку.

Я разрешил Тессе приглашать к нам в гости ее друзей, когда ей только захочется. Теперь в нашей омерзительной квартире из вечера в вечер шел непрекращающийся гнусный праздник. Мы валялись и барахтались средь подушек обитого материей помоста в комнате Тессы. В холодильниках стояли про запас батареи шампанского. Раздавались залпы летящих в потолок пробок. Я не противился, когда распутные подружки Тессы волокли меня, пьяного, в нашу новую спальню, на кровать под балдахином; меня нисколько не шокировало, что из простыней еще не выветрился запах недавнего свального греха.

На одной из очередных вечеринок меня угостили горьковато-сладкими сигаретами с одурманивающим запахом. Женщины уставились на меня и, заметив, как я в задумчивости разглядываю кольца дыма, затряслись от смеха. Это был миг зарождения новой надежды. Я увидел под потолком комнаты Тессы парящие нити своих потерявшихся мыслей. Причудливая, стремящаяся принять упорядоченную форму и переливающаяся разными цветами грибница.