Читать «История Кореи. Том 2. Двадцатый век» онлайн - страница 44
Владимир Михайлович Тихонов
Одним словом, к концу 1900-х годов в Корее существовали уже до какой-то степени зачатки современного гражданского общества, с присущими ему представлениями о государстве как коллективе граждан, личности (а не клане или семье) как базовой единице гражданского коллектива и праве как рациональной, универсальной основе всех отношений в обществе и мире. Если в 1900-е годы идеология корейского гражданского общества не выходила за пределы подражательного по отношению к японским и европейским образцам социал-дарвинистского национализма, то к началу 1920-х годов идейная жизнь образованной городской Кореи стала более разнообразной. На корейскую почву начали прививаться как коммунистическая идеология и анархизм, так и интерес к более умеренным формам социалистической мысли. Углубилось разделение националистов на умеренных и радикалов, а среди христиан наметился гораздо более живой, чем ранее, интерес к социальным проблемам, к вопросу о взаимоотношении христианства с национальной традицией. Особенно сильно было влияние коммунизма и вообще радикальных левых идей — оно было выше в образованных кругах Кореи 1920-х годов, чем в любой другой колониальной стране Азии. Но подобного рода развитие стало возможно только благодаря тому, что основные идеи и представления Нового Времени были уже «пересажены» на корейскую почву к концу 1900-х годов.
Использованная литература
Хан Маркс.
Шипаев В.И.
Ким Хосон
Чон Бокхи.
Ю Ённёль. Национальное движение в годы Корейской Империи (d영렬， 人韓帝國期의 民族運動). Сеул, изд-во Ильчогак, 1997.
Lee, Kwang-rin. "Korea’s Responses to Social Darwinism" —
Часть 4. Колониальная Корея: колониальная «модернизация» и национальное сопротивление (1910–1945)
Глава 17. Японский «сабельный режим» и изменения в жизни Кореи 1910–1919 гг
а) Колониальная система и проблема развития капитализма в Корее 1910-х годов
Если колонизация азиатских или африканских территорий европейцами часто начиналась как коммерческое предприятие и с самого начала была направлена на извлечение прибыли из эксплуатации ресурсов и экспорта промышленных товаров, то Корея являлась, строго говоря, не столько колонией Японии, сколько колонией японской армии. Все японские генерал-губернаторы Кореи были генералами армии — за исключением одного, являвшегося адмиралом флота. Совмещая административную, юридическую (право назначать судей) и законодательную (право издавать действовавшие только на территории Кореи и в отношении корейцев законы и указы) власть с верховным командованием размещенными на территории Кореи двумя армейскими дивизиями, генерал-губернатор Кореи был подотчетен лишь императору и формально премьер-министру, но не парламенту. Пост генерал-губернатора Кореи рассматривался как одна из карьерных высот в структуре японской армии. Многие бывшие генерал-губернаторы Кореи становились затем премьер-министрами и играли ключевую роль в японской политике. Опорой абсолютной власти генерал-губернатора, значительно превосходившей по своим реальным возможностям власть корейских монархов, была отлично вооруженная, располагавшая разветвленной агентурной сетью и имевшая свои участки и опорные пункты в каждом уголке полуострова жандармерия и полиция. В 1911 г. 935 жандармских участков начитывали 7749 жандармов и подручных, а 678 полицейских участков — 6222 полицейских. К 1920 г. общая численность полицейских и жандармов составляла уже 18366 человек, и на их содержание уходила примерно шестая часть всего колониального бюджета. Корея, не имевшая в традиционный период регулярной полиции за пределами столицы, теперь контролировалась примерно таким же количеством вооруженных агентов власти в пропорции к числу населения, как и средняя западноевропейская страна.
