Читать «Жизнь в балете. Семейные хроники Плисецких и Мессереров» онлайн - страница 150

Азарий Михайлович Плисецкий

— Поднимите занавес!

Наш дядя Эммануил выполнил требуемое, и представление началось. Майя танцевала за всех персонажей и главным образом за Красную Шапочку, которая грациозно порхала по воображаемой полянке, собирая цветы, и вдруг страшно перепугалась, увидев перед собой рожденного ее фантазией волка. В самый драматический момент, когда Майя, вжавшись в угол комнаты, изображала ужас от встречи с хищником, она вдруг выпала из образа и важно объявила:

— Первое действие окончено. Закрывайте занавес!

Как вспоминала потом Мита, это представление окончательно решило судьбу Майи. Дожидаться ноября, когда племяннице исполнится восемь лет, тетка не могла, поскольку набор в балетную школу объявили в августе. Наплевав на строгие правила, она повела Майю в хореографическое училище Большого театра на вступительный экзамен. И ее приняли, несмотря на возраст. Не могли не принять. Представ перед членами приемной комиссии, Майя, не стесняясь и не робея, как остальные дети, с ходу продемонстрировала все, на что была способна: закинула ножку выше палки, выгнулась в мостике, встала на пальцы, точно взрослая балерина. Окончательно развеял сомнения приемной комиссии исполненный ею реверанс.

Майе повезло, она попала в класс легендарного педагога Елизаветы Павловны Гердт, недавно приехавшей из Ленинграда. Гердт поставила ей фантастически выразительные руки. Она так и учила: в балете руки не менее важны, чем ноги. Мита, которая также была ученицей Елизаветы Павловны, вспоминала:

«Округлость в сочетании с элегантной удлиненностью, мягкость рук ее учениц — фирменный знак „от Гердт“. Кисть руки заканчивалась у нас удлиненно, напоминая виноградную гроздь. По этим признакам опытный балетный глаз всегда мог отличить воспитанниц Гердт в самом массовом кордебалете. Мы, ученицы Гердт, свято следовали ее наказу перемещать руки из позиции в позицию, никогда не показывая внутреннюю часть ладони. Движение идет от локтя, округлая рука не „скачет“, а „поет“».

Майины руки завораживали зрителей всего мира, однако она не признавала в этом заслуги Елизаветы Павловны, которой начала дерзить с первых же уроков.

На протяжении всей своей жизни Майя неизменно превозносила Агриппину Ваганову, с которой занималась в 1943 году. В это время Агриппина Яковлевна жила в Москве и четыре месяца вела в Большом театре класс совершенствования для солистов балета. Майя пребывала в твердой уверенности, что уроки Вагановой за столь короткий срок дали ей гораздо больше, чем годы занятий под руководством Гердт. До конца дней Майя жалела о том, что не решилась бросить столицу, когда Ваганова позвала ее в Ленинград. Я же всегда считал, что она взяла от Агриппины Яковлевны ровно столько, сколько ей было необходимо. Продлись их совместная работа дольше, Ваганова непременно задавила бы ее своей авторитарностью. Она воспитывала технически безукоризненных балерин, но немногим ее воспитанницам удалось сохранить свою индивидуальность. Предполагаю, что Ваганова, добиваясь от Майи технического совершенства, столкнулась бы с ее эмоциональным и спонтанным характером. Майя не обращала внимания на мелкие огрехи и не находила в себе желания их исправлять. Асаф Мессерер говорил, что разбросанность и бесшабашность юной Майи — это от стихийности натуры, от огромности дара, который — придет время! — себя осознает. Но едва ли это устроило бы строгую и педантичную Ваганову. И тут уже не выдержала бы Майя, которая умудрялась конфликтовать даже с робкой и незлобивой Елизаветой Павловной Гердт.