Читать «Бремя имени» онлайн - страница 62
Цви Прейгерзон
Странный получился у них разговор.
— Сын мой, — сказал ему старик, — пришло твое время уйти…
— Куда?
Старик устремил очи горе.
— Но я ведь не один! Что мне сказать женщинам?
— Помни о талисмане! — произнес старик и пропал.
«Помни о талисмане!» — беспокойно думал Лурье. Что это было? Ночной ли бред — или вещий сон, Божий знак? А не шла ли речь о той старинной семейной реликвии, давно забытой всеми, но продолжавшей в их роду переходить из поколения в поколение?
По преданию, талисман этот еще в глубокой древности сотворил зачинатель рода, рабби Ицхак Лурия, известный под именем «Святого ха-Ари». Долгие дни и ночи старик изнурял себя тяжелым постом, в глухом уединении предаваясь размышлениям. Прошло много времени, пока он решился взять в руки кусочек пергамента, начертать на нем заветное слово и осветить его дивным светом…
Лурье встал, подошел к шкафу и выдвинул нижний ящик — обычный ящик в большом платяном шкафу, где хранились еврейские реликвии семьи, — таллит и тфиллин, сидур, Танах в черном переплете, молитвенники… И среди них — талисман, завернутый в кусочек ткани. Это был медальон на тоненькой цепочке с желтоватым, выцветшим пергаментом внутри. Рукой великого каббалиста на нем было написано одно слово —
Склонившись над «еврейским» ящиком, Лурье задумчиво глядел на талисман. Он не был религиозным, этот бывший кассир небольшого кооператива, не отличал трефного от кошерного, не держал поста в Йом-Кипур, а уж в другие дни и подавно. Заядлый курильщик, он легко нарушал субботнюю заповедь. А теперь, словно завороженный, не в силах был отвести глаз от древнего пергамента с красиво выписанными буквами. Подумать только, ведь он, Гершон Григорий Моисеевич, никогда и не вспоминал об этом медальоне, как не помнил он и о старых молитвенниках. И теперь, когда его настиг последний час жизни и схватил за горло, ему вдруг показалось, что буквы вздрогнули и задышали… И кто знает, не суждено ли им жить своей таинственной жизнью — покуда плачут живые и творится зло!..
Бася зовет его обедать. Лурье идет в столовую, садится на свое место. Вот она, последняя общая трапеза собравшейся напоследок вместе семьи… Да и обед хорош, словно в праздник, — рыба, мясо, бульон…
— Выпьем! — предлагает глава семьи и наливает женщинам водки. Старики пьют, Мира тоже пригубила, но она по-прежнему замкнута и молчалива. Она зябко кутается в теплую голубую накидку, подбитую мехом, шея повязана шерстяным шарфом. Прищурившись, она глядит куда-то перед собой…
Лурье наливает по второй. О, как ему хочется сломать эту тишину, поднять дух родных! Но они молчат, и каждый думает о том же. Только непоседа-Ниночка вертится на стуле и успела пролить на себя бульон. Мира кричит на нее. Лурье поднимается и идет в спальню, ему хочется побыть одному. Здесь он беззвучно плачет, оставшись один на один с этим раскинувшимся за окном белоснежным великолепием. Но жена снова зовет его, обед не кончен: она подает второе, фрукты, а потом…
