Читать «Автобиография Иисуса Христа» онлайн - страница 138

Эта сложенная из каменных глыб башня вдруг показалась мне пьедесталом, а себя я увидел скульптурой на нем, но любая скульптура мертва и неподвижна, и я несколько раз каркнул, чтобы доказать себе и миру, что я жив.

Я гордился своими крыльями и хвостом, цепкими лапами и сильным клювом. Тело птицы, конечно, более совершенно, нежели громоздкое и нелепое тело человека, способное только ходить, прыгать и рубить деревья, но при этом человек (по какому-то глупейшему умыслу!) лучше приспособлен для того, чтобы покорять мир.

Дождя давно не было, и на дне чаши осталось совсем немного воды. Я прыгнул туда, повернул голову так, чтобы вода сама затекала в клюв, и напился.

С крыши одного из зданий Храма донеслись звуки серебряных труб – левиты возвещали о начале вечернего богослужения, начинался Песах, люди готовились к празднику.

Я устремился вниз и полетел над улицей, окунувшись в шум, запахи и движение города. Мелькали разноцветные одежды, грохотали колеса телег и копыта лошадей по мостовой, резко кричали погоняемые палками верблюды, шаги и голоса тысяч людей сливались в безликий гул.

Плоские каменные крыши зданий были еще одним уровнем Иерусалима, не видимым снизу, люди занимались там повседневными делами: ремесленничали, сушили белье, нянчили детей, готовили еду, и множество струек дыма поднималось над городом; там спали, вели беседы и совокуплялись, если место не просматривалось со стороны, но я видел все.

В конце улицы находилось здание тюрьмы – я снова набрал высоту и перелетел его.

Однажды я чуть не погиб, когда ради любопытства сел на каменный выступ перед окном этой тюрьмы, за которым один убийца ждал суда. Я знал, что он убивал не за деньги, а ради удовольствия, и насиловал своих мертвых жертв, и мне это в нем нравилось, потому что он относился к людям так, как они заслуживают, хоть и был одним из них. Его почти не кормили. Измученный голодом, он ловил птиц с помощью прочной нити: клал петлю на выступ за окном, присыпал ее пылью и крошками хлеба. Его пищей становились голуби. В последний момент я услышал подозрительный шорох и взлетел, иначе петля затянулась бы на моей лапе. Я полетел на рынок, украл там с прилавка у зазевавшегося торговца монету и принес ее в клюве этому узнику. Увидев, что я сделал, он засмеялся, протягивая ко мне руки сквозь решетку. Я знал, что он может поменять монету на еду у стражника, если тот его не обманет. Но я сделал это не из сочувствия: я любил воровать деньги, но не мог ничего на них купить, и дарение монеты убийце стало возможностью хоть как-то ее использовать.

Особенно мне нравилось красть монеты у менял возле Храма и наблюдать с безопасного расстояния, как они негодуют, – эти люди почему-то вызывали у меня особенную ненависть. Однажды я видел, как некий человек бегал, кричал и переворачивал их столы с аккуратно разложенными стопками серебряных и медных монет, и это зрелище было приятным.

Я перелетел через овраг и оказался над кварталом, где жили богатые люди. Увидев, что на мраморном ограждении балкона дремлет, вытянувшись, трехцветная кошка, я беззвучно спланировал к ней со стороны хвоста и, пролетая мимо, нарочно задел крылом ее ухо. Кошка вскочила, едва не сорвавшись вниз, выгнула спину и с ненавистью зашипела мне вслед.