Читать «Буриданы» онлайн - страница 222

На хутор его привезли на машине исполкома, но второй раз в нее он уже ни за что бы не сел. Можно было попросить Тыну запрячь лошадь и отвезти его домой, но у младшего из сводных братьев болела спина, и Алекс подумал, что доберется и пешком, не бог весть какая длинная предстоит дорога. Расстроенный, он зашагал по тропинке в сторону Лейбаку, а когда дошел до леса, совсем загрустил, вспомнил, как он дал матери денег на покупку именно этого, тогда еще молодого сосняка, теперь деревья уже погрузились верхушками в небо, но ему они отныне не принадлежали.

И что же будет дальше, спросил он себя, шлепая резиновыми сапогами прямо по большим лужам: сейчас от хутора только отрезали кусок, ну а если дело этим не ограничится, возьмут и погонят в колхоз, как в России? Невозможным такой поворот дел отнюдь не выглядел, уже ходили слухи, что для всех, кто использует наемную рабочую силу, с нового года поднимут налоги, кто знает, может, это первый шаг, чтобы довести хозяйства до банкротства. К нему на хутор тоже ходили из деревни девушки, помогать, если не сказать составлять компанию, Тыну и Адо, правда, он об этом никогда особенно не распространялся, но разве в деревне может произойти что-то, чего бабы не знают, конечно, знают, и он не имел оснований сомневаться, что кто-то непременно на него донесет. Может, работу и самих сводных братьев окрестят “эксплуатацией”, ведь Тыну он действительно регулярно платил зарплату, да и Адо не оставался без денег на водку. Не было ясности и в том, что будет с кооперативом. Обычные государственные мызы уже превратили в совхозы, его семеноводческое хозяйство пока не трогали, оно считалось как бы артелью, но не доберутся ли и до него? И назначат ли его в подобном случае председателем совхоза? Для больших должностей он был слишком стар, по деревне бегала уже целая куча новоявленных коммунистов, наверняка кто-то утянет сладкий кусок себе. И что он тогда делать будет? Придется на старости лет вернуться коротать дни в Тарту, ведь представить невозможно, чтобы Марта поехала жить на хутор. Ну а если вдруг в его тартуский дом насильно вселят какого-нибудь советского офицера, как уже случилось с Викторией в ее новой квартире? Сможет ли он на склоне лет делить с чужим человеком ванную и, простите, отхожее место, и, что еще важнее, вынесет ли такое унижение Марта? И если не вынесет, что жена тогда выкинет? От Марты всего можно было ожидать, недавно она рассказала ему, как в Москве, в двадцатом году, когда его насильно отправили в опасную командировку в Киев, собиралась, если Алекс не вернется живым, пойти в Кремль и убить Ленина, — а разве на тартуской кухне ножей мало? Если Алекса хоть что-то немного утешало, так это дети. У них, тьфу-тьфу-тьфу, все пока было более или менее в порядке. Правда, Герман ворчал, что его, вольного художника, загнали вместе с прочими архитекторами в какой-то центр проектирования, целый день просиживать штаны, но ворчание это было больше притворное, потому что на самом деле сыну навязанная должность нравилась, ведь первое, что центр должен был разработать, это генеральный план Таллина. Эрвин, чья карьера дипломата прервалась, не успев толком начаться, как будто превозмог разочарование, вчера от него пришло письмо, в котором сын сообщал, что его кандидатуру выставили на должность заведующего юридической консультацией. Софи тоже не жаловалась, в Тарту открыли новую поликлинику, и старшая дочь устроилась на работу в тамошней лаборатории. О Лидии вообще нечего было говорить, младшенькая наконец нашла себя, художницы из нее не получилось, но на своей нынешней должности в управлении искусств она могла помочь заниматься творчеством другим, и это было ей по вкусу, дочка готова была вылезти из кожи, чтобы обеспечить художникам хорошие гонорары, добывала им заказы и готовилась к декаде эстонского искусства в Москве; как видно, она принадлежала к людям, чья миссия в этой жизни — делать добро другим. Алекс несколько раз спрашивал у Лидии, не собираются ли они с Густавом завести детей; учитывая возраст зятя, особенно с этим тянуть не стоило. Но в ответ слышал только: потом, отец, сейчас времени нет. Нехватка времени, конечно, отношения к делу не имела, просто младшая дочь была ветреной. Как это Виктория все успевала — и работать, и рожать детей? Осенью ту взяли в педагогический институт преподавать французский, и примерно тогда же она написала матери, что опять беременна.