Читать «Война во время мира: Военизированные конфликты после Первой мировой войны. 1917–1923» онлайн - страница 43
Уильям Розенберг
Подобные впечатления образно отражались на плакатах и в фильмах. На плакате, использовавшемся французскими промышленниками во время антибольшевистской кампании 1920 года, были представлены «три элемента производства — труд, капитал и способности», буквально взрывавшиеся от факела большевика-саботажника, тем самым показывая, что «Франция скатится в разруху, если допустит у себя большевизм» (рис. 2).
Фильмы изображали голод и насилие как основные черты жизни в большевистской России, что следует из немецкого плаката 1921 года, представляющего «фильм о Советской России и катастрофическом голоде» (рис. 3).
В число самых примечательных фильмов на эту тему входит документальная лента о голоде 1921 года, снятая фондом «Спасем детей» с целью сбора финансовых пожертвований. Не менее поразительна длинная драма о разрушении классовой системы и злонамеренном уничтожении российской экономики, называющаяся
Таким образом, большевизм означал отрицание упорядоченного общества и цивилизации — ив таком качестве воплощался в фигуре смерти или преступности. Различные версии последней, с окровавленным ножом, зажатым в зубах, одновременно появились во Франции и в Германии. Соответствующий французский плакат назывался
Рис. 2. «Франция скатится в разруху, если допустит у себя большевизм». Плакат, использовавшийся в антибольшевистской кампании французских промышленников. 1920 г.
Рис. 3. «Советская Россия и катастрофический голод». Германский плакат 1921 г., изображающий голод как основную черту большевизма
Рис. 4. «Как голосовать против большевизма». Адриен Баррьер, 1919 г.
На обоих плакатах использовались образы, получившие широкое распространение на востоке Европы, особенно в Польше и Румынии, еще с 1918 года. Ключевую роль в экспорте этих образов на запад, где они подтверждали старые западные стереотипы варварского «славянского Востока», сыграли русские эмигранты-антикоммунисты.
Защита от большевизма требовала постоянной бдительности. Но она также влекла за собой возможность мобилизовать тщательно отрепетированный ответ на революционный заговор, знакомый по демонологии XIX века. Об этом дает представление краткий обзор мер, замышлявшихся французами в 1918–1921 годах. Силы безопасности с самого начала пытались отыскать «большевистское золото», ввезенное, по их предположениям, в страну ради совращения рабочих и подрыва рабочего движения. В этом отношении большевизм попадал ровно в ту нишу, которую во время войны занимало «германское золото», якобы применявшееся для финансирования шпионажа и подкупа прессы; более того, эта преемственность порождала подозрения в том, что немцы, разыгрывающие «катастрофическую» карту, хотят использовать большевиков для захвата власти во Франции так же, как использовали их в 1917 году в России. Агенты французских военных и гражданских сил безопасности с момента окончания войны непрерывно предупреждали, что отечественный радикализм субсидируется из русских источников. Например, в декабре 1918 года появились сообщения о том, что ведущие французская и итальянская социалистические газеты,