Читать «О монополии Т. Д. Лысенко в биологии» онлайн - страница 2

Александр Александрович Любищев

В морфологии, систематике, эволюционных представлениях Любищев выступал против монистического подхода к решению проблем, и, кроме этого, считал, что во всех указанных областях биологии действуют специфические, не сводимые друг к другу, законы. Иными словами, не только и не столько естественный отбор «повинен» по общепринятым взглядам и в многообразии жизни, и в эволюции, но совершенно разные законы, включая математические!

В антропогенезе Любищев считал, что на основе всякой эволюционной теории можно прийти к расистским выводам: надежной гарантией от расизма является только убеждение, что человек принципиально другой природы, чем животное…

Научные догмы в идеологизированном обществе казались неприступными, но любищевская антилысенкиана не могла не начаться.

Оценка деятельности Т. Д. Лысенко в центральной печати дана Ж. А. Медведевым, В. Н. Сойфером, В. Я. Александровым, С.. Э. Шнолем и др. Укажем на обстоятельную оценку историка науки М. Д. Голубовского (см. статью «Противостояние» в журнале «Природа», 1990, №5, также предисловие «За честь природы фехтовальщик» к книге А. А. Любищева «В защиту науки». Л., 1991).

Но противостояние научному авантюризму, мгновенно превращающемуся в догмы, разумеется, началось тотчас же, как в советской биологической науке возникла так называемая мичуринская биология.

Под давлением широкой научной общественности, обратившейся в 1955 г. в ЦК КПСС с письмами, подписанными 300 учеными-биологами и физиками (письмо трехсот), Совет Министров 9 апреля 1956 г. освободит Т. Д. Лысенко от обязанности президента ВАСХНИЛ «по личной просьбе».

Данное письмо впервые опубликовано в газете «Правда»… 13 января 1987 г.!

Вернемся к Любищеву. Как свидетельствует О. П. Орлицкая, жена Любищева, антилысенкиана его насчитывает 1107 страниц, т.е. более чем в два раза больше его работы «О монополии Лысенко в науке». Но Ольга Петровна не учитывала многие десятки (а может быть, и сотни) страниц писем Любищева, где А. А. не мог молчать «о позорном и грязном пятне на нашей науке».

«О монополии Т. Д. Лысенко в науке» — беспримерная по мужеству работа: ее еще «горячие» главы и близкие по содержанию статьи и письма в многочисленных копиях рассылались всем заинтересованным лицам — ученым-академикам, писателям, редколлегиям газет и журналов, в ЦК КПСС. Вся эрудиция Любищева, все гражданское самосознание было подчинено борьбе против мракобесия лысенковщины. Известно, что вдень окончания первой главы «Монополии…» Любищев направил ее вместе с сопроводительным письмом Н. С. Хрущеву, затем ему же, через 2 года — еще две главы.

«Неприлично молчание мне!» — эти строчки из письма инструктору ЦК по с/х В. П. Орлову Любищев мог повторять в каждой своей антилысенковской работе.

Процитируем часть письма генетику В. П. Эфроимсону от 23.03.58:

«Но, откровенно говоря, не следует думать, что идеологии придавали такое уж поистине решающее значение. Только наивные люди могут думать, что менделизм был отвергнут потому, что его под держал Шредингер, договорившийся до Бога. Как наши философы ни малообразованны, но они отлично понимают, что у Лысенко материализмом и не пахнет. Это же высказал и весьма уважаемый нашими верхами Б. Шоу, защищавший Лысенко именно потому, что Лысенко антидарвинист, идеалист и что социализм враждебен дарвинизму. Эта своеобразная защита не принесла ни пользы Лысенко (так как основывается на преимуществе антидарвинизма), ни вреда: просто ее лысенковцы замалчивают. Причина длительной поддержки Лысенко и того, что его до сих пор не ликвидировали, мне кажется, заключается в следующих данных: 1) Сталин поверил на слово, что заслуживающий доверие Лысенко может дать гораздо более быстрый рост урожайности, чем Вавилов: этому способствовало: а) примитивность мышления, которая свойственна и многим ученым, агрономам — судить по «наглядности»; б) поддержка Вильямса; в) роковая ошибка Н. И. Вавилова, расхвалившего стадийную теорию, поэтому Сталин bona fide не мог поверить, чтобы общепризнанный (и Н. И. Вавиловым) талантливейший ученый и друг превратился в шарлатана; 2) упорное сопротивление Н. И. Вавилова и других ученых Лысенко наводило, при подозрительности Сталина, на мысль, что сопротивление Вавилова объясняется тем, что он «не наш» человек, чужой идеологии в лучшем и тайный вредитель в худшем; 3) на это же наводило то, что Вавилов и другие настоящие ученые не были энтузиастами стопроцентной прикладной науки, а всегда защищали и «чистую», что было подозрительно; 4) еще более увеличивало подозрение то, что многие дарвинисты и менделисты склонялись к социал-дарвинизму и расизму, а связь дарвинизма с мальтузианством совершенно несомненна: помогли и очень ошибочные высказывания наших ученых Филипченко, Кольцова, Серебровского, и не следует думать, что только марксистски необразованные люди могут думать о реальности такой связи…