Читать «Последняя свобода» онлайн - страница 105

— Он никогда не видел подарка вашей жены?

— Никто не видел, кроме тебя. Убитой и убийцы. И вдруг — «черный капюшон»! Стало быть, видел? Стало быть… Из парка я поспешил сюда. Зачем, несмотря на предпраздничную суету, Марго так упорно разыскивала этот журнал — одну страницу? Что могло заинтересовать ее до такой степени? Почему она сказала про отца и Татьяну, которые мучились годы: «Умерли хорошей смертью»? Я перебрал все свои словари: ни в одном из них не было слова «эвтаназия» — экзотический в нашем обиходе термин. Зато в «Четырех Свободах»: «Человек должен иметь божественное право выбрать свой конец. Эвтаназия до сих пор считается убийством. Нет и нет! — утверждают борцы за права человека. Разве не милосерднее прекратить предсмертные муки или оборвать никчемную жизнь безумца? Настоящий гуманист — тот, кто возьмет на себя ответственность за безболезненный уход обреченного в вечность!»

— Жуть какая-то! — воскликнула Мария.

— Гуманисты не знают, что в вечности существуют ад и рай и придется держать ответ.

— А ведь в вашем романе…

— Да, я употребил это слово. Марго услышала на другой день в воскресенье, когда я читал концовку. Но она уже знала — это умерщвление, убийство — и сказала мне на прощанье: «В реанимации разберутся». В реанимацию после смерти Татьяны перешел работать мой брат. Я нашел у себя стихи его Ольги: «Ты со мной или нет? И я жду, не поняв: полумрак, полусвет, полусон, полуявь. Грозовой перевал одолеть, перейти, и опять, и опять — ждать!» Это о нем, о той грозе, в тот вечер, когда произошло убийство.

— Вы очень умны, Леонтий Николаевич, вы догадались о таком ужасе…

— Слишком поздно! — резко перебил я.

— Вы собрали сюда всех, уже зная, кто убийца?

— Нужно было проследить и прояснить все версии, чтоб поверить в одну-единственную. Я не хотел верить — нет доказательств, нет улик. Ты его не опознала.

— Когда он стоял в дверях, а вы подошли и положили ему руку на плечо…

— Я хотел, чтоб ты нас сравнила.

— Я сравнила. Да, тогда ночью на улице мог быть он. Но ведь ты предупредил меня, что ни в коем случае не станешь делать публичного заявления. Ты хотел остаться с ним наедине?

— Ты правильно угадала.

— Леон, в тот момент я стала счастлива.

Я замер. Слишком многозначительны были эти слова. И мучительны — если только слова. У меня ни в чем не было уверенности. Наконец выговорил:

— Мария, я не знал, что люблю тебя.

Она усмехнулась.

— Конечно, не знал, если тогда в саду даже не узнал.

— Не осознал — вот в чем тайна. Я помнил тебя ребенком… и потом, потом. Все вспомнил — потом. А тогда я был слишком захвачен романом. Я написал о тебе.

— Я этого не поняла и не понимаю.

— Моя жена поняла. И сын. Что тебе непонятно?

— Как можно так любить.

Я заглянул в глаза напротив, в их золотую головокружительную глубину. Мария вспыхнула.

— Конечно, этот упрек легко вернуть мне. Я вела себя… Ты сказал, что я…