Читать «Шарипов А.М. - Русский мыслитель Иван Александрович Ильин - 2008» онлайн - страница 97

И.А. Ильин отмечает, что у каждого писателя-художника есть свой особый творческий уклад; свой способ задумывать произведение, вынашивать его и облекать его в образы (воображать свой замысел); своя манера видеть, чувствовать, желать и изображать увиденное, почувствованное, желанное; как бы свои художественные очки. Три избранных Ильиным писателя как раз-таки и резко различаются своим творческим укладом-актом. «Я в критических анализах моей книги, обозначая произведения по имени их авторов, буду иметь в виду не самих авторов, не их личные души или духовные субстанции, а только осуществленные ими художественные акты»^{, — предупреждает философ читателя.}

Трилогия начинается с Бунина: «Творчество Ивана Алексеевича Бунина — последний дар русской дворянской помещичьей усадьбы, дар её русской литературе, России и мировой культуре. Это она, наша средняя русская земледельческая полоса, уже подарившая русскому народу столько замечательных талантов — литературных, музыкальных и философических, — говорит в его созданиях. Веками происходил здесь, вокруг Москвы, этот своеобразный, национальный, сословный, душевно-духовный и культурный отбор, отбор тонких и даровитых натур, который дал России Жуковского, Пушкина, Лермонтова, Баратынского, Тютчева, Хомякова, Тургенева, Толстого, Фета, Чичерина, Трубецких, Рахманинова и многих других созидателей русской культуры. Тут всё соединилось: и этот крепкий, строгий климат с его большими колебаниями и бурными порывами; и ласковый, мечтательно-просторный ландшафт; и столетний отбор крови и культуры; и непосредственная близость к простонародной крестьянской стихии, к

дыханию земли; и досуг помещичьей усадьбы с её культом, родовой, наследственной традиции служения; и близость к патриархальной Москве; и удалённость от цензуры Петербурга... Так и сложилась эта своеобразная духовная атмосфера независимого творческого созерцания, дерзающего по-своему видеть и честно выговаривать узренное, не считаясь ни с чем, кроме личной религиозной, художественной или познавательной совести»^{. Для Ильина Бунин — великий художник внешнего опыта, изобразитель инстинкта. И когда философ вдруг прочитывает, что Бунин — духовный писатель, он возмущается в письме к Шмелёву: «Читали Вы фигу Кирилла Зайцева о Бунине. А?... “Религиозный мыслитель”... Читаешь и не знаешь — зачем это в литературе всё можно, всё позволено/3>. Для Ильина Бунин — «холодный язычник», «горький бессвятец».}

И.А. Ильин выделил А.М. Ремизова среди других русских писателей как одного из ярчайших представителей национальной литературы, чьё творчество не укладывается ни в какие традиционно-литературные формы. Для того чтобы понять творческий акт писателя, истоки его творчества он не раз встречается с ним, бывает в его «волшебном царстве» |А.М. Ремизов. «По карнизам»]^{. И.А. Ильин впервые приходит к Ремизову и уже при приближении чувствует его образы: «Вдруг вижу, что на двери — это в Париже, а там именных дощечек не полагается... — висит на кнопке зелёный нитяной хвост... Это — знак его жилища; по этому знаку его находят многочисленные посетители». «Я звоню. Тихие, мягко шлепающие шаги за дверью; отворяют — он сам, в домашних тёплых туфлях. Маленький, худой, согбенный {“Или меня взять — червяк, в три дуги согнутый”. А.М. Ремизов. “Ах-ру”], как бы настороженно прислушивающийся или присматривающийся к чему-то, с аскетическим бритым лицом, с огромным лбом мыслителя — волосы обычно назад, вдохновенными вихрами или пучками... За большими чёрными “дипломатическими” очками — очень умные глаза; они то прячутся в веках и стёклах, сощуренно исчезая в миг блаженствующей улыбки, то серьёзно смотрят в посетителя — колюче, пристально, в два тёмных бурава». А «когда “накатит” “чёрная волна”», тогда лицо Ремизова «делается мрачно-сосредоточенным, безысходно страдающим; и в одну из таких минут он прислал мне открытку со словами: “доколе, о Господи!”» °.}