Читать «Шарипов А.М. - Русский мыслитель Иван Александрович Ильин - 2008» онлайн - страница 73

Автор неизвестен

Однако Иван Александрович находит средства, чтобы продолжить начатое дело и журнал, пусть не периодично, редко, но выходит ещё два года. Получив в апреле 1929 г. седьмой номер «Русского Колокола» Шмелёв пишет Ильину: «Прекрасно всё, что Вы даёте. Статья о Метнере — меня заинтересовала. Но она всё же специальна при всей яркости и вдохновенности. Поражаюсь я Вашей разносторонности. Удивительна Ваша глубокая “эстетика”! О, какой же в Вас художественный критик-аналитик, учитель! После Белинского (условное сравнение!!) я не знаю подобного явления в литературе. Вы — великий художник. В Вас — сам Св. Дух глаголет. Нет, до чего же русский гений широк и щедр! Вы всё ещё не найдёте “моря” для такого “корабля”, как Вы, — плавания! Но оно придёт. Вам — Океан нужен. Я жду Вашей большой работы об искусствах. Вы — должны, ибо Вы воистину Учитель. Вы насытите. Вы поведёте, хотя уже ведёте. Но... всё больше убеждаюсь, — простите! — что свой рычаг Вы подводите под меньшие “камни”, — и это горе, горе! Вам надо в центре действовать. Вы могли бы вести будить массы и завоевывать их для святого дела, русского Дела. Вы должны бы быть руководителем воли и сил эмиграции на виду, ежедень, — и итоги были бы Вас, Ваших сил достойными. Для сего Вы должны бы (простите, но это моё страстное желание!) создать в Париже свою газету!»

Судьба издания журнала волевой идеи И.А. Ильина в 1929 —1930 гг. отражена в его переписке с Крамаржами. «Я отлично вижу, как бойкотируют и замалчивают меня и крайние правые и весь левый сектор, — пишет он летом 1929 г. — Но это есть признак того, что я иду по верному пути. Пусть их — Россия сбросила их, как змея изжитую кожу. И право молчания — остаётся за ними. Я иногда сам мечтаю дезертировать и прекратить эту трудную борьбу. Отойти от борьбы и творить впрок, писать мои любимые и зовущие меня книги. Но мечтам этим я не позволяю долго жить в душе. Самое начинание Русского Колокола пришло ко мне — как зов и приказ. И только истощив все силы, я «подам в отставку». Письмо осени 1930 г.: «Я не верю в то, что жизнь строится случайностями. Не случайно (хотя и неожиданно) мне были даны в жизни эти лучи, от Вас идущие; не случайна была и их внешняя форма выражения. Все такие события я воспринимаю в плане религиозном. Тот всеблагой перст, который я столько раз благодарно и трепетно осязал в моей жизни — лучше ведает, что мне нужно и чего мне не нужно. Как могу я роптать? я твердо знаю и двадцать раз проверил одно: когда я служу из последних сил и до последних сил, — то остальное он всегда устраивал на путях, неожиданных для меня и незаслуженно милостивых. Не огорчайтесь за Колокол. Во-первых, у меня ещё есть (отложено и сохранено) на одну книжку. А во-вторых, — Ему виднее, нужен ли мой журнал». «Как устал я жить среди чужих людей, борясь с их гибельными, тупыми и злыми воззрениями! Иногда устаёшь так, что кажется — устал вообще жить, и что ни мыслей, ни радостей вообще больше не будет, и что весь Запад обречён на провал и порабощение. К сожалению, писать об этом трудно; да и кому напишешь? В какую небесную канцелярию подашь жалобу? И опять смолкаешь и зажимаешь всё в себе...»