Читать «Шарипов А.М. - Русский мыслитель Иван Александрович Ильин - 2008» онлайн - страница 49

Я ощутил в его уходе не смерть, а “ныне отпущаеши” — молитву, которую я тихо читал над ним во время его последних, глубоких и беспомощных, вздохов. Это была не смерть, это было освобождение созревшего духа — “безболезненное, непостыдное, мирное”; духа — переболевшего и победившего всю свою сильную и не покорную земную страстность. Было поистине что-то больше, чем человеческое в тех простых и сдержанных слезах, с которыми он говорил в последние годы о Полянских крестьянах. У меня есть вопрос: не умирает ли человек вообще тем безболезненнее, чем более дух его при жизни очистился и созрел для мудрого, божественного бесстрастия?

Вечером, поздно, в день его кончины, я лёг спать и долго, тоскуя, ворочался; потом зажёг лампу и стал читать. Меня посетила минута малодушия: я думал с завистью о нём ушедшем, жизнь стала так бесконечно страшнее и противоестественнее смерти, что смерть иногда кажется освобождающим покоем. Я никогда не думаю о самоубийстве и считаю его постыдным бегством; но в минуту малодушия душа иногда просит: “отзови! освободи!”

И вот мне попалось стихотворение Хомякова “Труженик”, которое я прочёл впервые и которое потрясло меня ответом. Оно несовершенно частями, но лучше идеею и превосходно в начале и в конце. Выписываю его целиком:

По жёстким глыбам сорной нивы С утра, до истощенья сил,

Довольно, пахарь терпеливый,

Я плуг тяжёлый свой водил.

Довольно, дикою враждою И злым безумьем окружён.

Боролся крепкой я борьбою...

Я утомлён, я утомлён.

Пора на отдых. О дубравы!

О тишина полей и вод И над оврагами кудрявый Ветвей сплетающихся свод!

Хоть раз один в тени отрадной,

Склонившись к звонкому ручью,

Хочу всей грудью, грудью жадной,

Вдохнуть вечернюю струю.

Стереть бы пот дневного зноя!

Стряхнуть бы груз дневных забот!

«Безумец, нет тебе покоя,

Нет отдыха: вперёд, вперёд!

Взгляни на ниву; пашни много,

А дня не много впереди.

Вставай же, раб ленивый Бога!

Господь велит: иди, иди!

Ты куплен дорогой ценою;

Крестом и кровью куплен ты;

Сгибайся ж, пахарь, над браздою:

Борись, борец, до поздней тьмы!»

Пред словом грозного призванья Склоняюсь трепетным челом;