Читать «Шарипов А.М. - Русский мыслитель Иван Александрович Ильин - 2008» онлайн - страница 102

Через два месяца Иван Александрович раскрывает причины своего увольнения: «Туземцы той страны, где я постоянно живу, поступили так со мною. За то, что я

a) нисколько не сочувствую ни разговорам, ни планам об отделении Украины;

b) категорически отказался насаждать антисемитизм в русской эмиграции;

c) абсолютно никакого сочувствия не обнаружил и не обнаружу к насаждению их партии среди русских эмигрантов;

они:

а) лишили меня права на работу и заработок в их стране; в) уволили меня из Русского научного института (нами созданного) с лишением жалованья;

c) запретили мне политическую деятельность в их стране под угрозой концлагеря;

d) распустили обо мне систему слухов, политически у них порочащих (масон, франкофил, жидолюб, порабощён жидами и т.д.);

e) выпустили по-русски клеветническую брошюру, которая рассылается и по другим странам, где между прочим утверждается,

что я “не выслан, а прислан большевиками”, что я грибоедовский “Удушьев, Ипполит Маркелыч”, что я объявил себя до них — юдофилом, а при них — стал антисемитствовать и читать лекции об арийском начале, что я следовательно перемётная сума, карьерист и масон. И всё одна ложь!

Вот когда задохнёшься! Я никогда не стану масоном. Но и к дикому антисемитизму ихнего лагеря совершенно не способен. Этот антисемитизм вреден России, опасен для нашей эмиграции и совершенно не нужен внутри страны, где антисемитизм давно уже разросся до химеры. Не говоря уже о его элементарной несправедливости.

Ещё одно. Я никогда не хотел и не хочу делать политической карьеры. И всякую реальную политическую комбинацию непременно и неизбежно передал бы русским патриотам-непредрешенцам. Я ни о чём теперь так не мечтаю, как уйти совсем от политики и дописывать начатые мною семь книг. Я совсем не болею честолюбием; или точнее — моё честолюбие в том, чтобы мои книги после моей смерти ещё долго строили Россию. В стране, где я жил, я всегда помнил, с кем имею дело; никогда не связывал себя никакими обязательствами, не страдал никаким “фильством”, не торговал русским достоянием и свято блюл русское достоинство. Мои книги знают по всей стране; в газетах и рецензиях много раз писали обо мне самые высокие, конфузящие слова. Но я не ихний. Я русский. И ныне мне там совершенно не место. Я сделал всё, чтобы не упустить для России ни одной возможности; но теперь мне там делать нечего. Русская национальная карта там бита; из эмигрантов преуспевают — политически одни прохвосты. И если мне будет некуда уехать, то передо мною нищета, что при моём здоровий означает медленное умирание.