Читать «Рукопожатия границ» онлайн - страница 136

— Нет, это не подходит тебе, — сказал серьезно Платон и покачал головой, — тебе-то всего сто с небольшим.

— Сто девять, — поправил старик и улыбнулся.

Он слушал Шамила, изредка кивая головой, замотанной башлыком. Перед стариком стояло блюдо с мясом. Лопатка бычка, повернутая тонкой костью к старику, и услужливо поданный острый нож свидетельствовали об уважении к гостю. Старик слушал Шамила и ел мясо маленькими кусочками. Вино он пил наряду со всеми, стараясь не замочить чуточку подстриженные седые редкие усы.

— О чем они говорят? — спросил я Платона.

— О жизни человека. — Платон неторопливо ел мясо, макая его в аджику, то есть соль, смешанную с перцем и ароматными травами. — Шамил считает, — продолжал Платон, — что возраст человека определяют его дела. И еще он говорит: человек живет долго не потому, что имеет вволю мяса и вина или кушает сыр, сколько хочет, или дышит горами. Человек может жить долго, как ворон или чинара, если он спокоен. Человек умирает раньше срока не от вина или плохого урожая, а от дурного соседа.

— Соседа? — переспросил я.

— Не только соседа. Человек мешает человеку. Я хочу одного, а другой заставляет меня делать иное. Я хочу идти так, а другой говорит, иди этак…

— Это говорит Шамил?

— Да.

— Почему же так думает Шамил?

— Я не знаю, что думает Шамил, а слышу, что он говорит… — уклончиво ответил старик.

Подали жареную ставриду. Платон вышел встречать запоздавших гостей, приехавших из отдаленных поселений. На двух буйволах, запряженных в двухколесную скрипучую арбу, абхазцы привезли бочонок вина. Девушки в кувшинах подносили воду. Предвиделся затяжной пир.

Мне надо было возвращаться в город, а побеседовать с Шамилом хотелось, и я подсел к нему поближе.

Шамилу, пожалуй, уже за сорок. У него сильные волосатые руки, со следами вара на пальцах, крепкий затылок и лысая голова. Глаза у него маленькие, их взгляд производит неприятное впечатление, уши сплюснуты. Беловатый шрам, идущий от носа по краю губ, не слишком украшает его грубое лицо с мясистыми щеками и раздвоенным властным подбородком. Заметив мое пристальное к нему внимание, Шамил недовольно сдвинул брови и, дослушав очередной тост, восхвалявший какого-то знатного колхозного бригадира с кинжалом у пояса, медленно выпил стакан вина.

Я подвинул Шамилу рыбу.

— Не ем, — сказал он, — ставрида пахнет дельфином.

Пили за Шамила. Он хмуро смотрел на стакан, на свои руки, и нельзя было понять, сердится он или смущается. Тамада, ответственный работник из района, нагнулся к Шамилу и что-то сказал. Шамил кивнул и принялся читать на абхазском языке. Я догадался, что это были стихи.

В Абхазии пользуется огромнейшей и вполне заслуженной популярностью народный поэт Дмитрий Иосифович Гулиа. Может быть, Шамил выучил его стихи?

— Стихи Гулиа мы все знаем, — ответил Платон, — знает их и Шамил. Сейчас он рассказывает нам свои…

Спустя некоторое время я спросил тамаду, что воспевал Шамил.

— Море и рыбу, — ответил тамада и принялся наливать вино в восемь стаканов, по числу произнесенных тостов. Эти восемь стаканов кислого вина должен был вначале выпить сам тамада, вновь наполнить их и передать следующему. Отказаться — значило навлечь на себя неудовольствие гостей и оскорбить хозяина дома. Дело могло окончиться дурно, надо было поскорее уезжать, кстати, уже темнело и собиралась гроза. Мне не хотелось покидать этот гостеприимный дом, не выяснив подробнее о содержании стихов, сочиненных Шамилом.