Читать «Трудные годы советской биологии» онлайн - страница 135

Владимир Яковлевич Александров

Доктор исторических наук А. Н. Цамутали был случайным свидетелем знаменательной сцены. Он зашел в большой конференц-зал Ленинградского здания Академии наук, когда там стоял гроб с телом Л. А. Орбели. Гражданская панихида еще не началась, зал был пуст, но рядом с гробом сидели вдова Орбели Елизавета Иоакимовна и несколько близких. В зал вошел Быков, стал на колени перед вдовой и просил простить его. Елизавета Иоакимовна перекрестила Быкова и сказала: «Бог всех простит».

Лысенко не могло бы прийти в голову просить прощения у вдовы Н. И. Вавилова. Сам он ни в чем не мог признать себя виновным. До самого конца Лысенко непоколебимо был убежден в правоте своего учения, в несомненной ценности своих практических предложений, в добропорядочности своей деятельности. Он органически был неспособен воспринимать какие-либо факты, несовместимые с его псевдонаучными представлениями. Приведу высказывания Лысенко в последние годы жизни, когда все стало очевидным и с его мичуринской биологией, и с молекулярной биологией, созданной за рубежом. Из отчета Лысенко о своей научной работе за 1974 г.:

«Никакого шифра или кода. записей информации и т. п. в ДНК также нет». «О какой матрице для копирования наследственного вещества (для копирования ДНК) можно говорить, зная детально наши экспериментальные данные по получению озимых из яровых?»]

Из письма президенту АН СССР академику М. В. Келдышу от 27 июня 1972 г.:

«Я считал и считаю идеологически реакционными, антинаучными теоретические взгляды вейсманизма во всех его вариациях, в том числе в теперешней вариации, именуемой молекулярной генетикой».

Из письма в бюро Отделения общей биологии АН СССР от 10 апреля 1973 г.:

«Нужно иметь в виду, что всему миру известные ложь и клевета, возведенные на разработанную нами глубокую теоретическую концепцию мичуринского направления, будут раньше или позже вскрыты и сняты. Этого требуют интересы социалистического сельского хозяйства».

У меня нет сомнений, что все это писалось Лысенко в полной уверенности в своей правоте. Объяснить подобную несокрушимую позицию одним лишь невежеством невозможно. Здесь, несомненно, имеет место психический сдвиг, делающий человека принципиально неспособным принимать и учитывать факты, противоречащие его собственным убеждениям. Но Лысенко был присущ изъян не только в логической сфере. Некоторые общепринятые нормы ему были понятны, но он их совершенно по-разному расценивал в зависимости от того, применялись ли они к нему самому или к его противникам. В том же письме к Келдышу он пишет:

«Научным путем, как бы это ни хотелось кому-либо, нельзя опровергнуть нашу теоретическую биологическую концепцию. Это можно сделать и сделано только беспардонной ложью и клеветой с одновременным небывалым в науке административным зажимом».