Читать «Синагога и улица» онлайн - страница 89

— Заходите ко мне домой, господа. Моей раввинши нет, а я не знаю, как угощать гостей, но зато мы сможем там поговорить спокойно и обстоятельно.

Реб Йоэл вовремя сообразил, что не должен демонстрировать слишком большую радость и не должен сразу же давать полного согласия, чтобы не лишиться того почтения, которое местечко должно проявить по отношению к раввину.

Обыватели пошли за ним. Реб Йоэл на мгновение остановился рядом с женой садовника Грасей, которая все еще стояла как зачарованная посреди синагоги.

— Поговорите со своим мужем, чтобы и он тоже попозже зашел ко мне, — шепнул ей аскет и направился в сопровождении гостей к дверям.

Слесарь реб Хизкия встал в своем углу и растерянно смотрел вслед местечковым евреям. Он слышал издалека громкий разговор и не верил своим ушам. Он все время думал, что этот реб Йоэл Вайнтройб впал в немилость в Заскевичах из-за того, что проявлял излишнюю мягкость, был человеком компромиссов. А местечко, как раз наоборот, направило специальных посланников, чтобы уговорить его вернуться на должность раввина!

Рядом со слесарем стояла полупомешанная Грася и что-то говорила, обращаясь как бы к нему, но в то же время вроде бы и не к нему. Она смотрела через окно куда-то вдаль и говорила с напевом жалобной женской молитвы «тхины».

— Поговорить с моим мужем, чтобы он помирился со своими братьями? Я поговорю. Он сам этого хочет. Но мой мальчик от этого не оживет. Из этого примирения будет только один толк — мы снова будем жить в Заскевичах. Тогда моему Алтерлу больше не надо будет искать меня на чужбине. Он знает, где в Заскевичах находится наш домишко, а я знаю, где его могилка.

Грася вышла из синагоги, сложив руки на своем белом фартучке, и выглядела при этом, как молодая богобоязненная женщина после благословения свечей в канун субботы, уже уложившая ребенка спать и ждущая, чтобы муж вернулся со встречи субботы из синагоги и совершил кидуш.

Около двух часов раввинша Гинделе забежала домой, чтобы взять еще одну упаковку с шестью десятками яиц для хозяек, и отступила назад до самой двери, как будто увидав привидение, явившееся с того света. Во главе стола сидел ее муж, а по обе стороны от него — четверо евреев: трое обывателей из местечка и сосед Палтиэл Шкляр, кровный враг ее мужа, который никогда не заходил к ним в дом. Гости встали обрадованные:

— А вот и наша раввинша!

Но радость сразу же покинула их. Эти евреи еще в Заскевичах слыхали, что раввинша стала торговкой, разносящей товар по домам. Но теперь, увидев, как она поспешно входит в квартиру с двумя пустыми корзинками в руках, ссутулившаяся, осунувшаяся, в поношенном помятом платке на плечах, в фартуке рыночной торговки, они смешались, смутились, опечалились, разгневались. Посланцы не могли понять, почему их раввин поменял раввинский дом на какую-то тесную комнатку в самом дальнем углу бедняцкого двора, а свою жену сделал торговкой вразнос.

Старший брат Палтиэла Шкляра был на голову выше двух других посланцев. У него было ясное лицо, круглая подстриженная белая бородка и широкие расчесанные усы. Медленные движения и спокойный взгляд свидетельствовали о его решительности и уверенности в себе. Он знал, что он глава и правитель всего семейства Шкляр. Добродушия и сострадания к ближнему в нем не было заметно. Скорее, можно было разглядеть противоположное: он не останавливается ни перед чем, чтобы добиться своего. Однако когда он видит, что не может добиться своего, то готов пойти на уступки — в отличие от своего младшего брата, этого мрачного скандалиста с жиденькими волосенками на подбородке и седыми мшистыми бровями. Старший браг говорил мало, чтобы не раздражать младшего, Палти, а если все-таки что-то говорил, то Палти действительно сразу же впадал в беспокойство. С завистью и удивлением он смотрел на старшего брата, который нравился всем своими умными речами и даже одной только внешностью.