Читать «Синагога и улица» онлайн - страница 27

По осанке, величавому выражению лица и учености реб Йоэл Вайнтройб мог бы быть раввином в большом городе. Фактически же он не сумел удержаться даже в Заскевичах, крошечном местечке неподалеку от Ошмян. А покинул он это место потому, что ему вообще не понравилось раввинство как таковое.

— Раввин, — вздыхал он, говоря со своей женой, — раввин должен быть в состоянии сказать обо всем, что нельзя: «Нельзя! Это некошерно, недозволено, нечисто!» А у меня не хватает твердости сказать, что столько всего запрещено.

В противоположность реб Йоэлу Вайнтройбу его жена была маленькой, тоненькой и пугливой. Однако, как ни странно, ее тихий смех звучал счастливо. Звали ее Гинделе, и она действительно была похожа на цыпленка, радующегося найденному зернышку или хлебной крошке. Поэтому девушкой она так испугалась, когда отец привез ей из ешивы жениха — высокого, широкоплечего молодого человека, к тому же весьма ученого. Еще больше она испугалась, когда закончился период, когда ее муж жил на содержании тестя и ей пришлось стать раввиншей в чужом местечке. Поначалу заскевичские обывательницы ждали от новой раввинши мудрых и богобоязненных речей. Однако вскоре они увидели, что ждать нечего. Потом Гинделе впала в беспокойство по поводу того, что у нее нет детей. Хотя не было известно, кто из супругов тому причиной, она чувствовала себя виноватой и дрожала от тихой радости, когда ее Йоэл любезно разговаривал с нею. Иногда она смотрела на него большими глазами: правильно ли он поступает? Например, в субботу, пришедшуюся на новомесячье, когда муж вел ее под руку в синагогу, чтобы она не поскользнулась на льду и не провалилась в глубокий снег. Тогда она смотрела на него вопросительно: может быть, раввину не подобает вести жену под руку? Но никогда прежде Гинделе так не пугалась и не радовалась, как в тот день, когда муж сказал ей, что оставляет должность раввина.

— А на что мы будем жить? — спросила она.

Реб Йоэл, вздохнув, сказал, что не знает. Он знает только, что не может больше быть раввином и издавать распоряжения о запрете на то и на это. Ему даже стыдно перед домишками местечка. Он такой высокий, громоздкий, а эти домишки, в которых в тесноте живут целые семьи, такие низкие, завалившиеся, с соломенными крышами и кривыми окнами. Ему кажется, что и деревья вокруг синагогального двора смотрят на него с упреком за то, что он такой толстый, когда они такие тощие и скукожившиеся.

Заскевичские евреи никак не могли понять, почему раввин хочет их оставить. Никаких споров ни с кем он не ведет, надбавки к жалованью не требует. Так почему же его не устраивают Заскевичи? Обыватели решили, что раввин ищет место в большом городе, и утешали себя тем, что и для их местечка найдется хороший молодой человек, может быть, даже немного поувереннее в себе, чем реб Йоэл Вайнтройб, который стонет, как роженица, когда ему надо сказать, что того-то и того-то делать нельзя.