Читать «Привала не будет» онлайн - страница 52

Дедушка мой от природы охотник, и отец тоже охотник — весь род занимался промыслом. Ну, понятно., и мне хотелось быть охотником. Но тогда я всего боялся. Зашуршит в ветках бурундук — меня в дрожь бросает, увижу вдруг оленя — от испуга аж приседаю. Отец видит такое дело — и решил отучить меня от страха. Раз завел в гущу тайги и незаметно спрятался, оставил меня одного. Вначале я перепугался, кричать начал, но вижу, криком беду не минуешь, а только накличешь. Взял в руки палку, держу ее перед собой и приговариваю: «Попробуй кто тронуть — враз размозжу голову!» А потом и на след напал, выбрался из тайги.

Отец, наверное, шел вслед за мной. У дома окликнул меня, подошел и строго сказал: «Теперь я спокоен. В нашем доме народился новый охотник!»

Мне было радостно, что отец назвал охотником и в тот же день подарил ружье. С тех пор я уже один не боялся ходить в тайге, привык читать ее, как военные читают карты. А главное — научился распознавать, повадки зверей. Заберешься, бывало, в глушь, смотришь — лощина, мхом поросла. Думаешь: тут карауль оленя, потому как он любит мох. А вот лось — этот любит вербы, подойдет к кустарнику и гложет… Ходил и на медведя. Летом, когда уйма комаров, он блуждает по речке или лежит под сваленным деревом, на склоне горы, где много брусники… Белку, горностая, бурую лисицу бил только в глаз. Ведь пушнина-то ценная, и окажись с дефектом — примут за третий сорт, а охотнику от этого толку мало…

Батум немного помолчал…

— Но все это к чему я толкую, — продолжал он. — А к тому, что охота выбила из моего сердца страх, приучила не бежать от опасности, а одолевать ее. Охота закалила мои нервы, развила терпение. А ведь для снайпера выслеживание врага гораздо труднее, чем сам момент поражения. Это правда. Побеждает тот, у кого нервы крепче. Вот хотя бы нынешний поединок. Терпением брали. Терпением…

Достав из кармана кисет, Кирилл Батум закурил махорку, смешанную с душистым желтым цветком донника. Он поглядел вдаль поверх синеющих холмов, за которыми еще лежала вражеская линия обороны.

— Но вы не подумайте, — снова заговорил он, — что убивать дикого зверя и врага — одно и то же. Дело, мол, похожее. Нет, кто так думает, глубоко ошибается. Лесной зверь — он не разумный, часто сам на гибель свою лезет. А на фронте имеешь дело с фашистами. Жестокими и коварными. Тут победа просто в руки не дается. Понимание нужно иметь. Понимание! — убежденно добавил Батум и, загасив недокуренную папиросу, горячо продолжал:

— По себе сужу. До советской власти кто в нашей народности, у эвенков, знал грамоту? Никто. Тьма-тьмущая, вслепую жили. А теперь? Далеко не ходить: у нас в Уськах школа-семилетка открыта — раз. Брат мой учился в Ленинградском институте народов Севера — два. Сам я учился, семилетку окончил. Пошел бы дальше по науке, да враги помешали. Вот и приходится уничтожать их сознательно, с пониманием, потому как жизнь нашу спутали, захотели, чтоб мы в пояс им кланялись.