Читать «Каторжная воля (сборник)» онлайн - страница 67

Михаил Николаевич Щукин

– Как думаешь, услышат они, если я сейчас свистну? – Гордей свесил голову над краем обрыва. – Свистну, они и прибегут…

– Не успеешь свистнуть, Соловей-разбойник. – Фадей Фадеевич упер ствол револьвера в бок Гордею и насмешливо добавил: – Да и зачем людям по горам бегать, я тебя прямо туда, к ним, и спихну.

– Слушай, служивый, сдается мне, что не мышь ты канцелярская, а лихой человек. Разбоем, случаем, не занимался? Ухватки у тебя точно разбойничьи!

– Если так хочется, верь, что разбойничал. А теперь говори – чем они здесь занимаются, что делают?

– До чего ж ты нетерпеливый! Посмотрел, полюбовался? Теперь давай отползать. Не ровен час, увидят, тогда и вправду свистеть не понадобится. Народец здесь сердитый, могут и зашибить ненароком. А кто они такие и чем занимаются, я тебе после расскажу, когда уберемся отсюда. Не сомневайся, служивый, как на духу выложу!

Упираясь ладонями в горячий камень, он начал отползать от края обрыва. Фадей Фадеевич, не опуская револьвера, наблюдал за ним и видел, что лицо у Гордея светилось таким довольством, будто он сорвал в картежной игре долгожданный куш.

Глава третья

1

Упруго покачивался над водой деревянный трап, исшорканный сотнями ног, поскрипывал, соединяя песчаный берег и пароходную палубу, нагретую полуденным солнцем. Два матроса, только что спустившие этот трап, зорко приглядывали за пассажирами, которые наконец-то прибыли на пристань Ново-Николаевска. Приглядывали они не зря, потому что поручень у трапа был только с одного бока, а пассажиры шли густо, толкаясь, и случалось уже, что иной зазевавшийся бедолага оказывался в мутной обской воде.

Но в этот раз обошлось.

Пассажиры благополучно сошли на берег, и их сразу же окружили городские извозчики, наперебой предлагая лихую езду и без спроса хватаясь за баулы и чемоданы, обещая, что доставят в нужное место без промедления. Кто-то из пассажиров соглашался, кто-то отмахивался, как от надоедливых мух, жужжащих над ухом, а кто-то стоял, растерянно озираясь, посреди громкого многолюдья и не знал, куда ему следует направиться.

Растеряться было немудрено. Пристань, растянувшаяся на несколько верст по обскому берегу, кипела, бурлила, шумела, стучала, находясь в беспрерывном движении: двигались по трапам грузчики, сгибаясь под тяжестью мешков, громко кричали ломовые извозчики, которые подвозили и увозили на своих длинных телегах бревна, тес, большущие тюки, непонятно чем набитые, причаливали и отчаливали лодки, перевозя людей с одного берега на другой, и здесь же, чуть ниже по течению, бабы стирали на деревянных мостках белье и перекликались между собой. Тянулись длиннющие ряды поленниц, дрова из которых должны были в ближайшее время исчезнуть в пароходных топках, вздымался кирпич, уложенный в штабеля, а на деревянных поддонах плотно лежали москательные и бакалейные товары, накрытые брезентом. Время от времени весь пристанский гул покрывался пароходным гудком, и знающий человек по пароходному гудку безошибочно определял: это подает свой голос «Иван Корнилов», а это «Нор-Зайсан». У каждого судна был свой, особенный гудок.