Читать «Когда погаснет лампада» онлайн - страница 165

В Песиных глазах блестят слезы: не так-то легко уезжать от внука, из дома, из родного места. Но вот закончено кормление лошадей, теперь они готовы к дороге. Возчик Мордехай в пиджаке и накидке завершает последние приготовления. Провожающие собираются вокруг телеги. Старая Песя берет на руки спящего внука и прижимает его к сердцу. Слезы капают на крошечное детское личико.

— Смотри за ним хорошенько, Даша!

Другие женщины тоже плачут.

— Доброго вам пути, Песя! Да поможет вам Господь! Даст Бог, еще свидимся!

Сухи глаза Эсфири, мастерицы лапши. С каменным лицом стоит она во дворе, опираясь на свою вечную палку, стоит и молчит.

— Прощайте, тетя Эсфирь! — Песя осторожно целует ее в щеку.

Женщины Гадяча уважают дряхлую мастерицу лапши, уважают и немного побаиваются. Старики пожимают друг другу руки. Печаль разлита во дворе. Только Тамарочкины глаза поблескивают радостью, на лице у нее — улыбка. Ей жарко; Тамара сбрасывает жакет и остается в черном платье с батистовым воротничком. Телега трогается с места; на выезде из Садового переулка она сворачивает вправо и пропадает из виду.

Тамара сидит на козлах рядом с Мордехаем и глазеет вокруг. На лице бабушки Песи еще не высохли слезы. Не такой пышной выглядит этим утром каштановая борода дедушки. Павлик смущен присутствием нового напарника. Они пересекают главную площадь, минуют почту и начинают спускаться к мосту на вельбовском большаке. Много раз ездил Мордехай этой дорогой, но в последнее время ее не узнать: забито шоссе беженцами, машинами, военными подразделениями. Временами движение останавливается, и приходится долго ждать, прежде чем машины снова тронутся с места.

Вот и сейчас перед мостом пробка. Лишь спустя час нашим путешественникам удается вклиниться между военными грузовиками и пересечь реку. За мостом было свободней, и хорошо отдохнувшие лошади прибавили ходу.

Хаим-Яков и Песя оглядываются, бросая прощальные взгляды на город Гадяч, на реку Псёл. Медленно текут ее воды, отражая серое небо, одинокие деревья, молчащие берега. Справа от шоссе — кладбище, и глаза сами отыскивают меж деревьев красноватую стену гробницы Старого Ребе. Где-то там горит над могилой Негасимый огонь. Много поколений евреев прошли рядом с ним своей последней дорогой, и дождь смыл следы ног провожавших. Равнодушно глядит серое небо, безразличен ветер, чужда человеку зелень и желтизна леса, страшен и враждебен мир.

Шоссе забирает вверх, и лошади переходят на щадящий режим работы. Возчик Мордехай, верный заведенному обычаю, вытаскивает кисет и принимается сворачивать самокрутку. Закуривает трубку и Хаим-Яков. Телегу окутывают клубы дыма, и у Мордехая наконец развязывается язык.

Странная у нас жизнь в последнее время. Мир перевернулся вверх ногами. С Первой мировой не видывали такого. Все дрожат от страха, мечутся, как кролики. Взять хоть русско-японскую войну тридцать пять лет назад: разве кто-нибудь бежал тогда из Гадяча? Да и позже, десять лет спустя, все было тихо в городе. Правда, потом деникинцы и Петлюра потрепали-таки евреев, но даже тогда не было такой паники и беспорядка. Евреи оставались на своем месте, и даже были среди них такие, кто мог дать погромщикам отпор, как, например, Мендл Цукер.