Читать «Когда погаснет лампада» онлайн - страница 163
Цви Прейгерзон
И Мордехай залпом выпивает стакан красного. Выпивку он уважает вдвойне: как мясник в прошлом и как возчик в настоящем. Эти ремесла не предполагают большой любви к обычной воде и другим безалкогольным напиткам. Мордехай и так за словом в карман не лезет, а тут еще и воодушевление от винных паров: возчик пьет стакан за стаканом и на все лады честит трусливых евреев, которые поверили в глупые выдумки и сбежали неизвестно от чего.
Уж кто-кто, а возчик Мордехай разбирается в человеческих душах. Вот только не ошибся ли он сегодня, не хватил ли через край со своими хлесткими шутками? И опять слышится над столом ровный голос Шапиро. Из-за нездорового сердца он не пьет ни капли вина; наверно, поэтому его слова звучат особенно трезво после насмешек хмельного возчика.
— Не посоветует ли нам реб Мордехай, где нынче можно достать лошадей? Если добраться через Полтаву в Харьков, то оттуда можно продолжить дальше на восток.
— От чего ты хочешь бежать? — спрашивает черный габай Арон Гинцбург.
Он тоже порядком захмелел: щеки раскраснелись, глаза блестят. Габай напряжен и готов к спору, готов дать отпор любому противнику. Спокойный Шапиро сидит по другую сторону стола как полная противоположность разгорячившемуся Гинцбургу. Уравновешенный миснагед против вспыльчивого хасида.
— От чего ты бежишь и куда привезут тебя лошади Мордехая? Неужели ты действительно думаешь, что это изменит назначенную судьбу? Что отменится твой приговор из-за каких-то лошадей?
Он выпивает еще один стакан и низким голосом затягивает песню:
Но никто не подтягивает, не подпевает. Тяжкие глыбы лежат на сердцах людей, не поется им сегодня.
В наступившей тишине раздается голос Шапиро, мягкий голос больного старика, голос глубокого и трезвого ума, которому чужды хмель и горячность.
— Евреи! — говорит Шапиро. — Все эти слова ничего не стоят. Судьба, удача, приговор, пути Владыки небесного… — ничего! У Владыки небесного нет сейчас времени заниматься горсткой евреев из Гадяча. Владыке небесному сейчас недосуг, и каждый из нас должен решать сам за себя и за свою семью, должен выбирать между жизнью и смертью.
И он снова поворачивается к возчику Мордехаю и повторяет вопрос о лошадях. Тот всплескивает руками. Лошади? О чем речь! Все в этом мире можно купить — либо за деньги, либо за то, что стоит денег. И хотя цены растут с каждым днем, Мордехай полагает, что за пятнадцать тысяч еще можно достать лошадь с телегой.
Шапиро поворачивается к остальным:
— Евреи, покупайте и уезжайте! А те, у кого не хватит денег, пусть собираются по нескольку семей и идут пешком, а телегу пусть купят вскладчину для детей и больных.
Хаим-Яков с сомнением качает головой. Как он поедет, если никогда в жизни не имел дела с лошадьми? Понимает в кошерности, в ремесле резника, в искусстве моэля. Умеет делать вино, при случае прочтет молитву в синагоге. Но ухаживать за лошадьми?