Читать «Рецепты сотворения мира» онлайн - страница 41

Пока шло строительство заводоуправления, бухгалтерия сидела в зале ожидания учебной станции. Начальство занимало учебный спальный вагон, было недовольно темпами работ и материлось без передышки.

Дима получил свою порцию, когда зашел в вагон представиться начальству. Не отрывая ушей от телефонных трубок, оно сказало, что он … … должен … … иначе ему придет … … !

– Можешь идти, …твою мать!

В бухгалтерии молодому специалисту выписали ордер на вселение в общежитие. Он спросил: это далеко? Бухгалтерия рассмеялась. Далеко, товарищ, Москва. Твой новый дом рядом, на другом берегу лужи. Выходишь отсюда, идешь через лужу пять минут – и на месте. Смотри под трамвай не попади. Это была такая местная шутка. Трамвай был редкой, но популярной в народе птицей. Он двигался медленно. Ватники свисали из дверей, как гроздья северного винограда.

– В зад! В зад проходите, бараны! – кричала кондукторша с высокого насеста.

– Цыц, курва! – отвечали пассажиры.

Первый и единственный номер курсировал от вокзала до базара и обратно по одной колее. Встречные разъезжались на остановках, где были устроены запасные пути. Вагоновожатая, могучая баба с железной клюкой, выходила из кабины, втыкала свой инструмент между рельсов и наваливалась на него, кряхтя, словно поворачивала земной шар. Иногда баба не дожимала стрелку, и вагон сходил с рельсов. «Ёёё!» – выдыхала в момент крушения под завязку набитая единица.

Если живыми достигали конца маршрута, площади имени декабриста Батенькова, кондукторша орала:

– Ботинково! Ботинково! Выходите, бараны!

– Цыц, курва!

На самом деле горожане любили трамвай, но стеснялись в этом признаться и нарочно хамили друг другу, скрывая подлинные чувства. Сама идея общественного транспорта казалась им ошеломительно свежей, как ветер с вершины Казбека. Сосед по общаге рассказывал, что раньше из средств передвижения у них были только грузовики и пьяные извозчики. А теперь пришла современность. Трамвай запустили первого мая. Дима в шутку написал жене, что это к его приезду.

Он вообще держался молодцом и часто шутил в письмах, чтобы не выдать паршивого настроения. Но иногда перебарщивал, увлекаясь местным колоритом. В середине мая беспечная корова, проломив на бульваре лед весенней лужи, с рогами ушла под воду. Все вокруг смеялись, и никому не пришло в голову спасать тонущую скотину. Описание этой сцены заняло в письме полстраницы. Жена ответила: «Боже мой! А ведь нам придется там жить».

Получив такое замечание, автор понял, что лучше бы ему находить менее грубые сюжеты, иначе он рискует потерять читателя.

Год назад они вместе придумали бегство в Сибирь, подальше от родственников, как взрослые, и теперь ежедневно чувствовали детский ужас на огромном расстоянии друг от друга. Галя с младенцем в Иванове, Дима в Сибири, одинокий, как первопроходец. И никакой возможности повидаться. Поезд в европейскую часть страны влачится неделю. Как во времена поэта Аполлинера. Билет в один конец стоит как вся зарплата.