Читать «Рецепты сотворения мира» онлайн - страница 38

Гуляя по долинам и взгорьям Старой Планины, я встретил пастуха, лежавшего на берегу неторопливой реки, на фоне Шипки, с книгой «Искусство этрусков» издания Академии наук СССР.

Разноцветные козы шатались вокруг и недоуменно блеяли: э-э-этрууски? Пастуха звали Федором, было ему тогда лет шестьдесят. Его отец, белый казак из Семиречья, по молодости играл в софийском Народном театре под руководством Массалитинова.

Услышав такое, я сделал стойку – вот она, удача! Мы взяли ноль семьдесят пять ракии и приступили к разбору эмигрантских фотографий, три четверти века ожидавших этой вечеринки в чулане пастушьей хижины. Я был уверен, что найду Володино имя среди подписей на обратной стороне портретов и групповых снимков.

Так и случилось. Мы обнаружили целую кучу Владимиров, Владов и Бобов. Многие без фамилий, кто-то с инициалами. Все примерно одного возраста – ровесники века. Любой из них подходил на роль моего двоюродного дедушки.

Пастух Федор душевно радовался широте открывшихся перспектив. Он, собственно, и подал идею выбрать Володю наугад. Сам Федор не владел информацией, поскольку родился перед Второй мировой, когда театральная карьера его отца уже закончилась и друзья молодости разбрелись по свету. А потом пришли русские советские, и отец все забыл. Три месяца допросов в НКВД заново отформатировали его память.

Мы опустошали бутыль и коробки с фотографиями, погружаясь в сцены из жизни талантливой русской молодежи, никогда не строившей коммунистических иллюзий.

Вот они читают стихи за длинным столом под закопченным сводом механы. Гоняют на лыжах по склонам Балкан. Позируют в очках-консервах за рулем дореволюционного «форда». Дурачатся в любительских киносъемках, изображая вампиров и ковбоев. Куражатся на баррикадах во время какой-то маленькой балканской революции. А вот их девушки, хохоча, выходят из Черного моря в смелых купальниках. Они все такие веселые и разные, с модными прическами, в шикарных парижских обносках, не похожие на зомби-сверстников из СССР.

Конечно, Володя там присутствовал, на снимках в архиве пастуха, мучительно трудно говорившего по-русски, но счастливого оттого, что кому-то еще интересны эти всеми забытые люди.

В полночь Федор взял лопату и ушел в сад, где выкопал бутыль пятидесятилетней отлежалой ракии, спрятанной в землю его отцом.

– Это последняя, – сказал он.

– Не жаль?

– Нет. Время это пить.

Мы пили это время, и к рассвету оно кончилось. Пастух уснул среди фотографий, разбросанных на полу. Я подумал, не взять ли одну карточку на память о Володе. Колебался, покачиваясь на нетвердых ногах. Потом решил: если пасьянс не сложился – оставлю все как есть. Попрощался с козами и пошел горной тропой вниз, держа курс на Шипку, запинаясь о камни.

О, Шипка! Тернистый путь.

10

Почти одновременно с бестарелочным переездом Филимоновых в Киев старший сын Елены Карловны натурализовался в Англии. Тут даже не лакуна, а дырка на странице семейной хроники. Как он туда попал? Учился? Женился? Никаких данных. Густой альбионский туман.