Читать «Колючая роза» онлайн - страница 28

— А почему бы, — говорит, — нам этого не поставить? Он и барашков жарить мастер!

— Идет! — согласились те. — Все равно он хромый, ни пахать, ни копать толком не может, пускай хоть эту дыру заткнет!

Лесничий тогда и говорит Ахмету:

— С сего дня ты этому лесу хозяин! Стереги его хорошенько, растаскивать не давай!

Достает фуражку с зеленым околышем и надевает ему на голову. Фуражка оказалась мала, но старики подсобили и кое-как напялили. Красивая фуражка — козырек черный, околыш зеленый и кокарда с узором желтая! Не кокарда, а — как тебе получше сказать — чистое загляденье! Что мужики, что бабы — глаз никто отвесть не может, а уж об Ахмете и говорить нечего. Ежели доводилось тебе когда видеть, как уж из старой кожи вылазит — вот и Ахмет наш точь-в-точь так же. Простую одежу скинул, обрядился в джупкен, ружье большущее допотопное на плечо взгромоздил, ноги белыми обмотками обмотал и — поверишь ли? — даже прихрамывать перестал. Есть люди, стоит им форменную фуражку нацепить, у них сразу же глаза кровью наливаются. А у Ахмета — нет! Глаза у него ясные остались, только иногда злобой зажгутся, потому некоторые по-хорошему не понимают.

— Послушай, Сеню, — бывало, скажет, — откуда ты эти дровишки приволок?

— Из рощи, дядя Ахмет, из той рощи, что возле поля нашего, — начинает заливать Сеню.

— С каких это пор возле вашего поля бук растет? Нет, брат, из Усое они, кого обдурить хочешь? Уж мне ли не знать, где какие деревья растут? Давай сюда топор, в другой раз умнее будешь!

Каждое дерево знал так, будто самолично сажал его и растил. Молодняк рубить нипочем не давал, но если кому нужно было дом ставить или подправлять, тут уж он не ждал, покуда придут к нему кланяться, сам приходил.

— Слышь, Сулю, — скажет он, к примеру, хотя бы Сулю, — вон те подпорки гнилые менять не пора?

— Да надо бы удумать чего-нибудь, — скажет Сулю.

— Тут думать нечего, — скажет Ахмет. — Поезжай-ка ты туда-то и туда-то, есть там пихта, бурей обломанная, и ее, горемычную, от муки избавишь, и халупу свою подопрешь.

А вот с чабанами у него другая повадка была. Пастухи, особливо которые из каракачан, привыкли испокон веку лес палить — пастбища себе расчищать. Но Ахмет и на них управу нашел. Заставил окурки, и те подбирать, а не то начинал играть прикладом, и тут уж поблажки не жди. Одного пастуха за то, что тот пожар в лесу устроил, он прямо на раскаленные угли столкнул. Заставил босиком с обожженными пятками пробежать по пожарищу из конца в конец.

После того уж никто больше не осмеливался лес жечь…

И не сказать, чтобы больно много ходил он по лесу! Но был у него заведен обычай: с утра по лесу побродит, потом ружье на плечо — и на Чил-тепе. На той горушке была у него одна маленькая пушчонка припрятана, еще наши отцы пушчонкой этой стращали разбойников. Приспособил он эту пушчонку. Всыплет в нее, бывало, сухого пороху, натолкает старых подков и разной ветоши да подпалит… Громкая была пушчонка. Как бабахнет — ели гнутся, а грохот перекатывается с горы на гору, пока не замрет где-нибудь в ущелье. Тогда Ахмет встанет да крикнет: