Читать «Двойники. Правда о трупах в берлинском бункере.» онлайн - страница 67

Теперь Верховное командование вынуждено было стать свидетелем последних судорог распадающейся личности Гитлера. Он проявлял неразумность злопамятного, испорченного ребенка, большую часть времени, когда бодрствовал, Гитлер сидел молча или находился в состоянии истерической ярости. Гитлер играл в солдатики названиями давно разгромленных дивизий —это было его бегство от ответственности. Он прекрасно знал, что эти дивизии, существующие на бумаге, в действительности не существуют, потому что сам отдал приказ не вычеркивать из списков ни одной дивизии, если в ней остался хоть один солдат. Предполагалось, что такой приказ служит поддержанию общего морального состояния; на самом же деле это делалось в интересах его собственного психического состояния Гитлер изображал теперь себя главнокомандующим только для узкого круга приближенных.

Теперь он играл в военную игру без какой-либо помощи со стороны армии, его решения выглядели нерешительными, абсолютно дилетантскими, совершенно детскими и даже эксцентричными. Он отдал приказ направить резервную часть из 22 легких танков в район Пирмасенса, потом заменил направление, нацелив ее на окрестности Трира, потом на Кобленц и в конце концов на столько направлений, что разъяренный командир принял решение «затеряться». Допуская, что все дело заключалось в болезни Гитлера, следует поставить также вопрос, не являлась ли эта болезнь истинной основой его «военного гения», однако история до сих пор предпочитает не рассматривать такую возможность. Большинство действий Гитлера за последние три недели, если не все его поступки, были либо бессмысленными, либо диктовались злопамятством. Когда союзные армии сравнивали с землей немецкие города, реакция Гитлера, отмеченная свидетелями, довольно часто звучала: «Прекрасно». Он отдавал приказы об уничтожении нескольких отчасти сохранившихся городов.

Когда бывало необходимо разъяснить ему военную обстановку — и врывалась действительность, — то Гитлер неизбежно впадал в истерику, которая достигала своего апогея. Это объясняет вспышку, имевшую место 22 апреля, когда офицеры генерального штаба открыто говорили о том, что у Гитлера нервный срыв. Он не только узнал, что предполагаемое наступление генерала Штайнера (мифическими силами), с помощью которого Гитлер рассчитывал повернуть вспять советское наступление, не состоялось, но и услышал, как Штайнер бросил телефонную трубку, когда ему передавали его приказ.

Крики и ярость Гитлера будоражили весь бункер. В отчаянной попытке показать, как ярость может ослабить проявления болезни Паркинсона, он размахивал кулаками перед своим побагровевшим лицом. В тот день свидетелями этого приступа оказались, помимо Бормана, фельдмаршал Кейтель, генералы Йодль и Кребс, вице-адмирал Фосс, два связных офицера Хавель и Фегелайн и две стенографистки Хергесель и Хаген. Приступ ярости длился несколько часов. В конце концов Гитлер отдал демонстративный приказ: он лично возглавит оборону Берлина, даже если его командиры вне города (как Штайнер) не будут отвечать на телефонные вызовы! Все участники совещания разошлись, потрясенные приступом Гитлера.