Читать «Детство комика. Хочу домой!» онлайн - страница 118

— Откуда мне знать? — шипит она. — Хочешь кофе?

— Ты прекрасно знаешь, что мой желудок не выносит кофе.

Но сейчас вечер, и Эдмунд только что пробормотал: «А не пойти ли, не улечься ли?» — и исчез в спальне.

Завтра утром он должен уехать за границу и пробыть там две недели.

Потом Рут обходит квартиру, чтобы проверить, выключен ли свет и заперта ли входная дверь. Она убавляет мощность батареи, потому что в прохладе спится легче, а греть ворон нечего.

Даниель делает английский. Он пинает ножку стола.

— Прекрати! — приказывает Шарлотта, которая сидит с блокнотом и грызет карандаш. Если ответить на три вопроса и сочинить остроумный слоган максимум в двадцать слов о том, чем бы ты хотел заняться на воскресной прогулке, можно выиграть совершенно новый «гольф». В слоган должно быть включено название какого-нибудь продукта «Марабу».

Шарлотта мусолит карандаш. Она уже сгрызла всю желтую краску, теперь грызет деревяшку. Наконец она пишет:

Выйдя воскресным днем погулять, Не хотела бы я старый «Япп» жевать.

И тут звонит телефон.

— Кто может звонить в такое время? — доносится бормотание Рут, спешащей к телефону.

Потом они слышат, как в спальне ворочается Эдмунд. Теперь он не уснет, пока не узнает, кто же это звонит в такое время.

— Рут? Это Ракель. Можно прийти? Мне совершенно некуда идти. Я бросила Вернера.

— Ракель? Что ты говоришь? Конечно, приходи!

Рут кладет трубку и победоносно хлопает кухонной дверью.

— Дети, в постель! — решительно кричит она.

Даниель послушно встает, хотя ему хотелось бы дождаться тети Ракель. Шарлотта записывает еще один стих:

С радостным гиканьем я бы тогда Переехала Рут на «гольфе» туда и сюда.

37

Вскоре Ракель стоит в прихожей с чемоданами и пакетами. Усталая, напряженная и сбитая с толку.

— Проходи, не стой там, — велит Рут, плотнее запахивая халат.

Но Ракель торчит на месте, как недоверчивая корова, которая не может поверить, что все, что происходит, действительно происходит с ней.

— Хочешь есть? Может, пива? Или чаю?

Ракель не отвечает.

— Сигарету? Кофе?

Ракель даже не выпускает из рук чемоданы и пакеты.

— Шоколада?

Наконец, даже не глядя в глаза сестре, Ракель отвечает:

— Может, у вас есть диван? Я бы хотела поспать.

И заливается слезами.

Рут отбирает у нее поклажу и ведет в гостиную. В тот момент, когда она входит в комнату, с полки падает фарфоровый слоник и разбивается вдребезги. Ракель этого даже не замечает.

Рут шепчет что-то непонятное и идет за щеткой.

— Ну, рассказывай, что случилось.

— У меня так болит голова. Рут, пожалуйста, я не могу, не сейчас.

И начинает рассказывать.

— Ты знаешь, это началось семь лет назад, но впервые я поняла это, только когда дети уехали летом. Но потом все равно прошло еще несколько месяцев. Я постоянно думала: «Все разваливается! Все разваливается!» Я боролась, перепробовала все: я была домашней, хорошенькой, соблазнительной, грустной, сердитой, отчаявшейся, всепрощающей, терпеливой, истеричной — всякой! Но что я ни делала, все было не так. Я беспрестанно пробовала новые решения. И все впустую. Мы оказались взаперти. Наконец я решилась. Оставила на подушке записку: «Пока». Собрала в кучу все, что могла унести, и поймала машину до вокзала — меня подбросил Ян, который понял, что произошло, без объяснений. По дороге мы встретили Вернера, который ехал на велосипеде. «Остановиться?» — спросил Ян. Я покачала головой и откинулась на спинку сиденья, чтобы он меня не заметил. Так я увидела Вернера в последний раз.