Читать «Белые воды» онлайн - страница 549

Сейчас в крутой ярости, перекипавшей в нем, он ненавидел все: улицы, по которым ехал, притихлые дома, свою судьбу, давшую все же трещину, Лежневского, старого дурака, не сумевшего унести с собой в могилу их тайну; Веронику, сестру, объявившуюся живым трупом, не сгнившую в том большевистском лагере и теперь, верно не по воле своей, играющую роль подсадной утки, — ненависть эта легла такой огромной глыбой на душу, что он не мог дышать, лишь сглатывал по-рыбьи завихрившиеся в машине ледяные струи.

Когда «виллис» вырвался на крутой берег, Новосельцеву открылось: Иртыш, изогнув русло острым коленом, дымился, точно бы толща черной обугленной воды, наперекор всем законам, невидимо тлела. Вырываясь из горной теснины через узкую каменную горловину, Иртыш набирал свирепую буйную силу, катил со зловещим утробным гулом волны и здесь, в этом узком теснинном проеме, был не подвластен законам зимы: не замерзал и словно бы открытым, задымленным оком взирал на низкое, мрачное, подкуренное копотью небо. Тяжелые, клубистые, с синюшным отливом тучи, наползавшие со стороны лысой, одетой в камень Змеиной горы, предвещали то ли поздний снег, то ли ранний дождь, темные отсветы ложились угольной чернью на воду.

Город остался позади, дорога, закругляясь, подступала к уступистому взгорку Змеиной горы, теснилась к скалистому обрыву, у подножья которого, вскипая тугими бурунами, билась вода; мокрые отшлифованные камни сверху заледенели, свисали слюдяные шапки и сосульки. Вскоре взгорбие горы стеснило дорогу, отжав ее почти к самому обрыву, и Новосельцев, сказав мысленно «стоп», затормозил машину, не выключая двигателя, тяжеловато вылез и огляделся. Было пустынно и дико. Внизу за разливом реки, за плотными, заснеженными зарослями чернотала на плоскогорье, ровным столом поднявшемся над берегом, в пасмурной размытости лежал поселок Аблакетка: в беспорядке разбросаны саманные избушки, справа, в стороне от них, печально громоздились развалины, верно, абайского жилья. Змеиная гора отсюда, от подножья, показалась теперь суровой, вонзавшейся в низкое небо, острый зуб вершины вспарывал надвигавшиеся тучи, и Новосельцев с внезапной жалостью, коснувшейся души, почувствовал одиночество, заброшенность и ненужность свою. Но тотчас, оборвав себя, принялся выгружать из машины на тесную обочину мешок, ружье, припасы. Делая все торопливо, точно его могли застать за этим делом, могли помешать здесь, в безлюдье, на пустынном и неуютном берегу Иртыша, реки, которая с детства была притягательной силой, надеждой и в мечтах рисовалась своей, собственной, которую бороздят белые пароходы и баржи — его, Злоказова… То была живая нетленная нить, связывавшая, как он думал, его нынешнее существование, нынешнее тайное бытие со светлым прошлым и с будущим — туманным, щемяще-желанным и неодолимым, не вытравившимся за долгие годы. И вновь он подумал, что все эти годы его — это лишь замысловатые, порою фантастически сложные переплетения затяжного сна; вот оборвется, кончится сон, и все встанет на свои места.