Читать «Белые воды» онлайн - страница 548

— Товарищ начальник, Степичев сказал о колчаковской газете «Патриот Отечества», о расстреле дезертиров… Что все значит? Мог бы не спрашивать, но, знаете, имею отношение. Отметина вот — по гроб благодетелей не забуду… — притушенно, стараясь, чтоб вышло искренне, проговорил Новосельцев. — Или о чем-то другом речь? Другой случай?

Долгим и будто даже сочувствующим взглядом смерил его Потапов.

— Случай тот… — ответил он и, положив руки на стол, как бы опираясь ими, встал, помедлил. Новосельцев уловил секундное колебание начупра, словно он решал, говорить или нет. — Как раз тот!.. — активнее повторил Потапов. — Стало известно, что сын пароходчика Злоказова жив и скрывается у нас. Оставлен с дальним прицелом. Обнаружилось это после смерти одного из столпов колчаковской контрразведки Лежневского. Так что понимаете — ситуация… В этой связи появление Вероники Злоказовой в области, в вашем Свинцовогорске может оказаться не случайным… Понимаете?

— Понимаю, — преодолевая в мгновение стянувшую рот вязкость, выдавил Новосельцев. — Возьмем под наблюдение, глаз не будем спускать.

Он говорил то, что следовало в этой ситуации, что диктовалось чудовищной новостью, сознание же его, воспалившееся, будто рана, стучало тупо, метрономом: «Нету, нету! Лежневского нету… Дурак старый! Может, все уже открыли, знают? Не мог концы в могилу…»

— Ну, об этом еще впереди разговор, — прервал Потапов. — Давайте! Пока.

Сдав отчет под расписку, не задерживаясь больше ни в одном отделе, Новосельцев покинул управление, в проулке сел в машину, выбирая окраинные малолюдные улицы, помчался на выезд из города: у него окончательно созрел план.

Город выглядел опустело-печальным, особенно на окраине, застроенной частными домами под черепицей и железом, с глухими заборами, — дома казались нежилыми, заброшенными. Мелькали в уличных порядках казахские саманки — приземистые, плоскокрышие, с глазницами-квадратиками; за глиняными, иссеченными ветрами и дождем заборами на звук машины простуженно тявкали лохматые волкодавы, кобели с обрубленными ушами. Наклонясь низко к баранке, вдавливая ногой до предела акселератор, как бы вбивая машину в знобкий ветер, свистящий под брезентом «виллиса», со злой, захлестнувшей тоской Новосельцев подумал, что заброшенность, печальная пустота улиц и домов только кажущиеся — дома и город жили своей жизнью, особым ритмом, какие навязала война. Он знал: люди, населявшие их, когда-то жили мирно, работали, женились, рожали детей, теперь же мужчины бились на фронтах, по всей замкнутой цепи — ему подумать было страшно: от Рыбачьего полуострова до Дона держали оборону, шли в атаки, падали и поднимались; другие — женщины, подростки — спускались в шахты, становились к станкам, к ватержакетам, плавили свинец, брали сверхобязательства, сутками не покидали рабочие места.

Странные люди, служащие эфемерной призрачной формуле «все наше, общее!». Он не мог, не хотел их понять, их логику, закономерности чуждой ему жизни. Тогда, в далекие годы «смуты», свергнув царя, они открывали фронт немцам, орали: «Долой войну!», после с неведомым фанатизмом бились за мифические Советы, теперь вот насмерть, вопреки всякой логике, законам войны, какие он, Новосельцев-Злоказов, штудировал в кадетском училище, стояли против лавинной силы третьего рейха. Но ничего, ничего! Я их не понимаю — ладно! Но… они-то поймут, придет еще время… Придет!