Читать «Белые воды» онлайн - страница 530

— Да он глядит, Рудяк! — Испуг и удивление смешались в голосе «шефа», которого Костя старался напряженно разглядеть за стеклом «десятилинейки», но черты расплывались до неестественных, грубых размеров. Пожалуй, от этого неожиданного вывода тот испугался, отшатываясь вместе с лампой, поднялся, резко выпрямляясь, верно, заподозрив, что эта его слабость не осталась незамеченной, сказал властно:

— Ладно, Рудяк! Значит, и утра нече ждать, ступай в комендатуру, звони к Шварцнагелю, пущай забирают.

— А што, шеф, така нетерпячка? Крест чи шо ране дадут? До утра б…

— Язык прикуси, Рудяк!

Отступив к столу, поставив лампу, «шеф» сел утяжеленно на стул; теперь свет от двух ламп освещал довольно четко его распахнутый черный полушубок, темный китель, белую мятую рубашку, галстук и лицо, худое, с короткими подстриженными усиками. Что-то смутное шевельнулось в памяти Кости: вроде знакомое обличье, где-то видел-встречал.

— Так говори — партизанский разведчик?

— Развяжите, — выдавил через силу Костя: от прилившей, застойной крови язык еле поворачивался.

— Хочешь удобств, свободы? Считай, получишь! В айнзатцкоманде потеху тебе устроят, а уж потом свободно сгниешь в земле, сволочь партизанская!

— Не партизан я, — боец Красной Армии.

— Вон как?.. Рудяк, вернись, развяжи его!

Явившись из-за переборки, Рудяк подступил, разматывал веревки, сопя и покряхтывая. Лицо у него оказалось вовсе не таким, как вообразил Костя, — было с хрящастым, горбатым носом, с вислыми пушистыми усами; под ватной безрукавкой — расшитая украинская сорочка, на голове — высокая мерлушковая шапка. После того как его развязал Рудяк, Костя подвигал руками и ногами, отметил, что он лежал в углу, и, потянувшись, сел, прислонился к стенке. Избитое воспаленное лицо его было точно поддутым — его, Костю, и признать вряд ли можно. Левое плечо болело, но он почти не почувствовал боли: по голосу «шефа», по тому, как тот потирал, будто с мороза, руки, Костю опалила Догадка: «Савка?.. Косачев?.. Хотя и усы, и эта форма полицая…»

— Вздумал врать? На мякине провести? Какие такие бойцы в тылу германских войск?

— Такие и бойцы… А как ты в полицаях, Савка, чудно́!

Словно ненароком ткнули его снизу шилом, Савка вздернулся на стуле, злостью налился голос:

— Какой тебе Савка? Савелий Петрович, партизанский ты выродок! Кто еще меня тут знат? Откроешь, собака, свое партизанское гнездовье!

— Не открою, Савка Косачев… Вон как, считай, прибился, как отписывал Верке Денщиковой! Знатно пристроился!

— Какая Верка?.. Откуда известно?.. — И крикнул, срываясь с голоса, в дверной проем: — Топай, говорю, Рудяк! Варежку разинул… Ну!

Сыро скрипнула и пристукнула по косяку дверь в первой комнате: Рудяк ушел.

— А почему не знать? — спокойно до удивления, выражая этим презрение, повторил Костя и медленно, глухо сказал: — Родня ить, Савка!

Точно подброшенный пружиной, вскочил тот, в два шага, прогромыхав по скрипящим доскам сапогами, очутился рядом с Костей — глаза бегали, горели, будто уголья в самоваре, кожа на скулах натянулась, щеки — бледные, ровно он и не прикладывался совсем недавно «с морозу».