Читать «Внеклассная работа» онлайн - страница 66

Задрыга осклабился щербатым ртом, имне немедленно припомнились Светкины пророчества насчёт мордобития. Хотя, с чего это я решил, что Задрыге выхлестнул зубы кто-то из офицеров? Может, он в портовом кабаке подрался, как и полагается матросу?

– Как же, помню! – ответил моряк. – В запрошлом месяце, когда их превосходительство на „Ретвизан“ с инспекцией приезжали. Я тогда на адмиральском катере фалгребным – так господин вице-адмирал у меня для вас, господин гимназист, безкозырочку и позаимствовали. В подарок, значить!

Фалгребной – искаженное „фалрепный“. Матрос или унтер-офицер, держащий фалреп – трос, заменяющий поручень у входных трапов судна. По морским традициям фалрепные назначаются для этого при входе офицеров или почётных лиц на судно.

Я кивнул и продемонстрировал Задрыге памятный сувенир. Тот довольно ухмыльнулся.

– Точно, моя и есть! А вы, барышня, напрасно меня матросом величать изволили. Не матрос я вовсе, а боцманмат! Потому как два срока выслужил, начальством аттестован, как положено, доверие ко мне имеется. Нашивка, опять же! – и он ткнул пальцем себе в плечо. – К нам особое уважение, енто понимать надо!

Светка закивала, всем своим видом изображая раскаяние.

– Задрыга, мать твою! – донёсся слева сердитый молодой голос. Чего ты там копаешься, так тебя разэдак? – и длиннейшая нецензурная тирада – да такая, что я понял не больше трети, а Светка сделалась пунцовой.

Умели же люди…

Слева, шагах в десяти, громоздилась цилиндрическая орудийная башня. Она перегораживала узкую палубу от края до надстройки и даже выступала немного, нависая над вздутым, подобно цистерне, бортом. Из овальных амбразур торчали два длинных пушечных ствола. Правый слегка качнулся вверх-вниз.

– Виноват, вашбродь! – Боцманмат кинулся к офицеру, стоявшему у башенной брони. Мы переглянулись и неуверенно шагнули за ним.

Задрыга лихо вытянулся и принялся рапортовать, но слова его утонули в грохоте – по мостику, над нашими головами бодро простучали десятки матросских ног. Офицер махнул рукой; башня повернулась с низким скрежещущим звуком, уткнув пушки в далёкий горизонт.

Из-за наших спин эхом отозвался механический гул – куда ниже и сильнее, чем тот, что издавала, вращаясь, шестидюймовая башня мичмана Шишко. Гул этот дрожью отдавался в колени, сотрясал палубу, заставлял мелко вибрировать крашенное в серо-оливковый цвет железо. Мы обернулись: плавно изогнутая броневая стена проворачивалась на невидимых роликах; в узкую полосу света на стыке воды и неба уставились два огромных ствола. Светка слабо охнула и привычно вцепилась в мой рукав. Мне тоже стало не по себе: пушку ТАКОГО калибра я видел один-единственный раз – на железнодорожной артиллерийской установке, в московском парке Победы на Поклонной горе.

Знакомьтесь – главный калибр броненосца. Двенадцать дюймов, или триста пять миллиметров, – голову можно просунуть, причём без труда. А кто посубтильнее, вроде, скажем, Светки, – так и целиком поместится. Из подобных чудовищ были выпущены те „чемоданы“, что летали над нами во время нашего прошлого визита в Порт-Артур. Один снаряд, по счастью, не разорвавшийся, торчал в покалеченной брусчатке перед гимназией, где учится Галина. Хотя вряд ли она и теперь здесь учится: помнится, в здании собирались устроить госпиталь. А может, прилетел другой снаряд и в отличие от того, что застрял в мостовой, исправно взорвался? Стоит ли гимназия, или на её месте высится безобразная груда битого кирпича и расщеплённых досок?