Читать «Зримая тьма» онлайн - страница 146

Уильям Голдинг

— Эдвин, ради бога, пойдем отсюда! Все это ошибка, нелепая и унизительная!

— У вас ничего нет против меня — ни у кого из вас… Пусти меня, Мэтти, я, я обращусь к закону… — и тогда человек в черной шляпе отпустил его, уронив руки. Они стояли на ступеньках, видимые лишь наполовину, как купальщики на подводном склоне. Лицо Педигри находилось на уровне плеча Виндгрова. В футе над собой старик увидел ухо и содрогнулся от отвращения.

— Мерзкая, мерзкая тварь!

Кровь медленно и неумолимо приливала к правой стороне лица Мэтти. Он стоял бездвижно и безмолвно. Старик поспешно удалялся. Его шаги послышались на булыжниках двора, затем он появился на садовой тропинке между разросшихся цветников. На полпути к дому, не замедлив темпа, он обернулся и бросил на окошки конюшни косой взгляд, злобный, как у негодяя из мелодрамы. Сим увидел, что губы старика шевелятся; но та же странная звуконепроницаемость — после осквернения конюшен магическое свойство превратилось из тайны в помеху — задушила его слова. Потом Педигри поднялся по ступеням и через холл вышел на улицу.

Эдвин произнес:

— Должно быть, решил, что мы из полиции.

Лицо Виндрова опять стало бело-коричневым. Его черная шляпа немного съехала набок, отчего ухо оказалось чересчур на виду. Словно догадавшись, куда смотрит Сим, он снял шляпу и поправил волосы. Теперь стало окончательно ясно, зачем ему нужна шляпа. Он тщательно пригладил волосы, затем водрузил шляпу на голову, прижав их.

Когда это обстоятельство раскрылось, внешность гостя, кажется, стала чуть менее отталкивающей. Виндграфф — Мэтти, так его назвал старик? — Мэтти, показав свое увечье, свое уродство, свою — назовем ее так — инвалидность, превратился из неприступного чудовища в обычного человека. Сим обнаружил, что уже отдает мелкую дань благопристойности — хотя когда именно в нем созрело это решение, он не заметил. Он протянул руку:

— Здравствуйте. Я — Сим Гудчайлд.

Виндгров опустил взгляд на руку, словно это был предмет для исследования, а не для рукопожатия. Затем он взял руку, перевернул ее и вгляделся в ладонь. Сим в легком замешательстве тоже посмотрел на ладонь — может быть, на ней грязь, или что-то интересное, какой-нибудь узор? — и пока слова проникали в сознание, понял, что его ладонь читают. Он стоял, расслабившись и уже немало забавляясь, и видел свою ладонь, бледную, морщинистую, прямо-таки том, искусно переплетенный в редчайший или, по крайней мере, самый дорогой из всех переплетных материалов, — а затем погрузился в созерцание своей руки, и время замерло в своем движении. Ладонь оказалась необычайно красивой, драгоценной, сделанной из света; ее покрывали тонкие, четкие линии, превосходившие любое произведение искусства; такая роспись могла быть порождена только в глубинах абсолютного здоровья.