Читать «Уральский Монстр» онлайн - страница 443

Алексей Ракитин

Какие-то вопросы о ножевых ранениях попытался задавать эксперт Устинов, но чисто формально, без всякой попытки «копнуть» действительно глубоко. Винничевский лаконично ответил: «Я наносил своим жертвам много ран ножом, но не глубоких, а поверхностных. Почему я так делал, я не могу объяснить». На вопрос об отрезании части ноги и руки Герды Грибановой обвиняемый сказал нечто такое, чего никогда прежде не говорил на следствии: «Это я сделал для того, чтобы лучше зарыть {жертву}, т.к. она не помещалась в яму, которую я для неё вырыл ножом». Это была чистой воды отсебятина и бессмыслица, хотя бы потому, что о выкапывании ямы ножом Винничевский прежде не сообщал, он говорил, что забросал тело землёй и листвой. Да и не было никакой ямы на месте обнаружения трупа, тело лежало на земле, прикрытое листьями лопуха. Кроме того, непонятно, почему правая нога мешала уложить труп в яму, а левая – нет, ведь ноги-то были одинаковой длины! Но на эту явную чушь никто внимания не обратил. Никто из судей материалов дела не знал и знать не хотел, в детали погружаться считал излишним, и потому ответы обвиняемого были сугубо формальны. Нет даже уверенности в том, что его кто-то действительно слушал. Вместо ответа Винничевский с тем же самым успехом мог повернуться к стене и похрюкать – на процессе познания судом истины такое поведение никак не отразилось бы.

Действительно интересной темой, затронутой в процессе допроса обвиняемого в суде, следует признать вопрос о его заикании, заданный адвокатом ближе к концу заседания. Винничевский ответил следующим образом: «Меня считают заикой, но я говорю всегда так, как сейчас, заикаюсь не особенно, выделения слюны не замечаю». Признание очень примечательное, поскольку свидетельств о нарушениях речи у Винничевского очень мало. Отмеченное выше утверждение обвиняемого противоречит словам Марии Мелентьевой, жены его дяди Петра, произнесённым во время допроса 16 ноября 1939 г., то есть всего двумя месяцами ранее: «Он {Владимир Винничевский} заикался и до поездки в Атиг {летом 1938 г.}, но это было не так заметно. После же приезда его из Атига он заикаться стал сильно, почти при каждом слове». В марте 1939 г. для лечения заикания мать повезла Владимира в Кушву, на гору Благодатная, к бабкам-знахаркам, но лечение не помогло. То есть вроде бы всё это время Винничевский должен был сильно заикаться. Но вот начинается суд и – странное дело! – мы видим, что заикание его почти незаметно. Исчезновение заикания, как уже отмечалось выше, является объективным свидетельством спокойствия обвиняемого, отсутствия стресса. Эту деталь следует запомнить, по мнению автора, она многое объясняет в поведении Винничевского, и в своём месте мы ещё к данному вопросу вернёмся.

Отвечая на вопросы, Винничевский повторил то же, что говорил в прокуратуре после передачи дела из уголовного розыска, а именно – он вводил пенис в половой орган девочек, но никогда не вводил его в анальное отверстие. Это очевидное противоречие с данными судебно-медицинских экспертиз также не вызвало ни малейшего интереса и было судом проигнорировано.