Читать «Дружба великая и трогательная. Странички из жизни Карла Маркса и Фридриха Энгельса» онлайн - страница 19
Яков Львович Сухотин
– Познакомился? Ну, беги домой. А ты, Фридрих, кажется, приглашал меня сегодня в Певческую академию на концерт. Пора идти!
Энгельс хлопнул его по плечу:
– Ты прав, гражданин Торстрик! Нужно спешить!
•
Музыка великого Бетховена заворожила сразу. Предчувствие чего-то прекрасного и неожиданного заполнило все существо.
В памяти всплыло лицо брата Торстрика. «Бедуины»… Сейчас первые опубликованные стихи казались такими несовершенными. А тогда… Газетный лист и на нем строки:
Напечатаны… А как он огорчился, увидев, что редактор изменил концовку. Читал свои строки как чужие и отмечал: вот здесь надо было сказать иначе, а этого и вовсе не следовало писать…
Музыка стала гневной, похожей на штормовое море. Фридрих вглядывался в лицо дирижера – вдохновенное, с орлиным, гордым профилем. Потом набежали волны, и он увидел белого человека в окружении татуированных индейцев. Белый показывает им руки… На них следы оков. Но индейцы неумолимы, белые – их преследователи, им нет пощады…
Домой по пустынным улицам он возвращался, бормоча строки будущего стихотворения. Героем будет немецкий студент. Он боролся за объединение Германии, за свободу для немцев…
Его бросили в тюрьму. Заковали в кандалы… Но он бежал… Нет, его выслали… В Америку… На полуостров Флориду. Но индейцы увидели в нем лишь одного из своих врагов – белого захватчика…
Долго ворочался Фридрих, стараясь уснуть, и не мог. Бессонницу наполняли строки. Он видел своего героя в крепости, в кандалах. Над дверью каземата навис хищный орел. Злобная змеиная головка увенчана золотой короной. Фридрих зажмуривается, стараясь отогнать видение прусского герба. Но орел не исчез. Теперь он держит в когтях табличку с огромными буквами: «Запрещено».
Фридрих сел на кровати. «Запрещено!» Разве только цензоры мешают свободно мыслить? А спесивые бюргеры? В Бармене и в Эльберфельде, куда ни шагни, везде тот же частокол: не сметь думать о мирском! Не сметь думать о нищете народа! Что?! Подвергать сомнению священное писание?! Безбожник! Щенок!
Как душно! Фридрих распахнул окно и подставил лицо ночному ветру.
Кто посмел?
– Господа… это… это возмутительный поклеп! – восклицал несколько месяцев спустя в Бармене господин в зеленом сюртуке и шапочке. Стоя посреди книжной лавки, он читал свежий номер «Германского телеграфа». Его непрерывно толкали все новые и новые покупатели, пробиравшиеся к прилавку:
– Дайте «Германский телеграф».
– Мне «Телеграф», пожалуйста.
– Где эта статья?
– Как, как называется? «Письма из Вупперталя»?
После первых же прочитанных строк – негодование:
– Да как он смел так о нас! Осрамил на всю Германию!
Кто этот Фридрих Освальд, осмелившийся обнажить нутро вуппертальского «общества», жестокую хватку эксплуататоров?
