Читать «А.С. Пушкин. Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 4» онлайн - страница 67

ЦЫГАНЫ

1824

Цыганы шумною толпой По Бессарабии кочуют. Они сегодня над рекой В шатрах изодранных ночуют. Как вольность, весел их ночлег И мирный сон под небесами. Между колесами телег, Полузавешанных коврами, Горит огонь; семья кругом Готовит ужин; в чистом поле Пасутся кони; за шатром Ручной медведь лежит на воле. Всё живо посреди степей: Заботы мирные семей, Готовых с утром в путь недальний, И песни жен, и крик детей, И звон походной наковальни. Но вот на табор кочевой Нисходит сонное молчанье, И слышно в тишине степной Лишь лай собак да коней ржанье. Огни везде погашены, Спокойно всё, луна сияет Одна с небесной вышины И тихий табор озаряет. В шатре одном старик не спит; Он перед углями сидит, Согретый их последним жаром, И в поле дальное глядит, Ночным подернутое паром. Его молоденькая дочь Пошла гулять в пустынном поле. Она привыкла к резвой воле, Она придет: но вот уж ночь, И скоро месяц уж покинет Небес далеких облака; Земфиры нет как нет, и стынет Убогий ужин старика. Но вот она. За нею следом По степи юноша спешит; Цыгану вовсе он неведом. «Отец мой, — дева говорит, — Веду я гостя: за курганом Его в пустыне я нашла И в табор на? ночь зазвала. Он хочет быть, как мы, цыганом; Его преследует закон, Но я ему подругой буду. Его зовут Алеко; он Готов идти за мною всюду». С т а р и к Я рад. Останься до утра Под сенью нашего шатра Или пробудь у нас и доле, Как ты захочешь. Я готов С тобой делить и хлеб и кров. Будь наш, привыкни к нашей доле, Бродящей бедности и воле; А завтра с утренней зарей В одной телеге мы поедем; Примись за промысел любой: Железо куй иль песни пой И села обходи с медведем. А л е к о Я остаюсь. З е м ф и р а Он будет мой: Кто ж от меня его отгонит? Но поздно... месяц молодой Зашел; поля покрыты мглой, И сон меня невольно клонит... ______ Светло. Старик тихонько бродит Вокруг безмолвного шатра. «Вставай, Земфира: солнце всходит, Проснись, мой гость, пора, пора! Оставьте, дети, ложе неги». И с шумом высыпал народ, Шатры разобраны, телеги Готовы двинуться в поход; Всё вместе тронулось: и вот Толпа валит в пустых равнинах. Ослы в перекидных корзинах Детей играющих несут; Мужья и братья, жены, девы, И стар и млад вослед идут; Крик, шум, цыганские припевы, Медведя рев, его цепей Нетерпеливое бряцанье, Лохмотьев ярких пестрота, Детей и старцев нагота, Собак и лай, и завыванье, Волынки говор, скрып телег — Всё скудно, дико, всё нестройно; Но всё так живо-непокойно, Так чуждо мертвых наших нег, Так чуждо этой жизни праздной, Как песнь рабов однообразной. ______ Уныло юноша глядел На опустелую равнину И грусти тайную причину Истолковать себе не смел. С ним черноокая Земфира, Теперь он вольный житель мира, И солнце весело над ним Полуденной красою блещет; Что ж сердце юноши трепещет? Какой заботой он томим? Птичка божия не знает Ни заботы, ни труда, Хлопотливо не свивает Долговечного гнезда, В долгу ночь на ветке дремлет; Солнце красное взойдет, Птичка гласу бога внемлет, Встрепенется и поет. За весной, красой природы, Лето знойное пройдет — И туман и непогоды Осень поздняя несет: Людям скучно, людям горе; Птичка в дальние страны, В теплый край, за сине море Улетает до весны. Подобно птичке беззаботной И он, изгнанник перелетный, Гнезда надежного не знал И ни к чему не привыкал. Ему везде была дорога, Везде была ночлега сень; Проснувшись поутру, свой день Он отдавал на волю бога, И в жизни не могла тревога Смутить его сердечну лень. Его порой волшебной славы Манила дальная звезда, Нежданно роскошь и забавы К нему являлись иногда; Над одинокой головою И гром нередко грохотал; Но он беспечно под грозою И в вёдро ясное дремал. И жил, не признавая власти Судьбы коварной и слепой; Но боже, как играли страсти Его послушною душой! С каким волнением кипели В его измученной груди! Давно ль, надолго ль усмирели? Они проснутся: погоди. ______ З е м ф и р а Скажи, мой друг: ты не жалеешь О том, что бросил навсегда? А л е к о Что ж бросил я? З е м ф и р а Ты разумеешь: Людей отчизны, города. А л е к о О чем жалеть? Когда б ты знала. Когда бы ты воображала Неволю душных городов! Там люди в кучах, за оградой, Не дышат утренней прохладой, Ни вешним запахом лугов; Любви стыдятся, мысли гонят, Торгуют волею своей, Главы пред идолами клонят И просят денег да цепей. Что бросил я? Измен волненье, Предрассуждений приговор, Толпы безумное гоненье Или блистательный позор. З е м ф и р а Но там огромные палаты, Там разноцветные ковры, Там игры, шумные пиры, Уборы дев там так богаты! А л е к о Что шум веселий городских? Где нет любви, там нет веселий; А девы... Как ты лучше их И без нарядов дорогих, Без жемчугов, без ожерелий! Не изменись, мой нежный друг! А я... одно мое желанье С тобой делить любовь, досуг И добровольное изгнанье. С т а р и к Ты любишь нас, хоть и рожден Среди богатого народа; Но не всегда мила свобода Тому, кто к неге приучен. Меж нами есть одно преданье: Царем когда-то сослан был Полудня житель к нам в изгнанье. (Я прежде знал, но позабыл Его мудреное прозванье.) Он был уже летами стар, Но млад и жив душой незлобной: Имел он песен дивный дар И голос, шуму вод подобный. И полюбили все его, И жил он на брегах Дуная, Не обижая никого, Людей рассказами пленяя. Не разумел он ничего, И слаб, и робок был, как дети; Чужие люди за него Зверей и рыб ловили в сети; Как мерзла быстрая река И зимни вихри бушевали, Пушистой кожей покрывали Они святого старика; Но он к заботам жизни бедной Привыкнуть никогда не мог; Скитался он иссохший, бледный, Он говорил, что гневный бог Его карал за преступленье, Он ждал: придет ли избавленье. И всё несчастный тосковал, Бродя по берегам Дуная, Да горьки слезы проливал, Свой дальный град воспоминая. И завещал он, умирая, Чтобы на юг перенесли Его тоскующие кости, И смертью — чуждой сей земли — Не успокоенные гости. А л е к о Так вот судьба твоих сынов, О Рим, о громкая держава! Певец любви, певец богов, Скажи мне: что такое слава? Могильный гул, хвалебный глас, Из рода в роды звук бегущий Или под сенью дымной кущи Цыгана дикого рассказ? ______ Прошло два лета. Так же бродят Цыганы мирною толпой; Везде по-прежнему находят Гостеприимство и покой. Презрев оковы просвещенья, Алеко волен, как они; Он без забот и сожаленья Ведет кочующие дни. Всё тот же он, семья всё та же; Он, прежних лет не помня даже, К бытью цыганскому привык. Он любит их ночлегов сени, И упоенье вечной лени, И бедный, звучный их язык. Медведь, беглец родной берлоги, Косматый гость его шатра, В селеньях, вдоль степной дороги, Близ молдаванского двора Перед толпою осторожной И тяжко пляшет, и ревет, И цепь докучную грызет. На посох опершись дорожный, Старик лениво в бубны бьет, Алеко с пеньем зверя водит, Земфира поселян обходит И дань их вольную берет; Настанет ночь; они все трое Варят нежатое пшено; Старик уснул — и всё в покое... В шатре и тихо, и темно. ______ Старик на вешнем солнце греет Уж остывающую кровь; У люльки дочь поет любовь. Алеко внемлет и бледнеет. З е м ф и р а Старый муж, грозный муж, Режь меня, жги меня: Я тверда, не боюсь Ни ножа, ни огня. Ненавижу тебя, Презираю тебя; Я другого люблю, Умираю любя. А л е к о Молчи. Мне пенье надоело, Я диких песен не люблю. З е м ф и р а Не любишь? мне какое дело! Я песню для себя пою. Режь меня, жги меня; Не скажу ничего; Старый муж, грозный муж, Не узнаешь его. Он свежее весны, Жарче летнего дня; Как он молод и смел! Как он любит меня! Как ласкала его Я в ночной тишине! Как смеялись тогда Мы твоей седине! А л е к о Молчи, Земфира, я доволен... З е м ф и р а Так понял песню ты мою? А л е к о Земфира!.. З е м ф и р а Ты сердиться волен, Я песню про тебя пою. (Уходит и поет: Старый муж и проч.) С т а р и к Так, помню, помню: песня эта Во время наше сложена. Уже давно в забаву света Поется меж людей она. Кочуя на степях Кагула, Ее, бывало, в зимню ночь Моя певала Мариула, Перед огнем качая дочь. В уме моем минувши лета Час от часу темней, темней; Но заронилась песня эта Глубоко в памяти моей. ______ Всё тихо; ночь; луной украшен Лазурный юга небосклон, Старик Земфирой пробужден: «О мой отец, Алеко страшен: Послушай, сквозь тяжелый сон И стонет, и рыдает он». С т а р и к Не тронь его, храни молчанье. Слыхал я русское преданье: Теперь полунощной порой У спящего теснит дыханье Домашний дух; перед зарей Уходит он. Сиди со мной. З е м ф и р а Отец мой! шепчет он: «Земфира!» С т а р и к Тебя он ищет и во сне: Ты для него дороже мира. З е м ф и р а Его любовь постыла мне, Мне скучно, сердце воли просит, Уж я... но тише! слышишь? он Другое имя произносит... С т а р и к Чье имя? З е м ф и р а Слышишь? хриплый стон И скрежет ярый!.. Как ужасно! Я разбужу его. С т а р и к Напрасно, Ночного духа не гони; Уйдет и сам. З е м ф и р а Он повернулся, Привстал; зовет меня; проснулся. Иду к нему. — Прощай, усни. А л е к о Где ты была? З е м ф и р а С отцом сидела. Какой-то дух тебя томил, Во сне душа твоя терпела Мученья. Ты меня страшил: Ты, сонный, скрежетал зубами И звал меня. А л е к о Мне снилась ты. Я видел, будто между нами... Я видел страшные мечты. З е м ф и р а Не верь лукавым сновиденьям. А л е к о Ах, я не верю ничему: Ни снам, ни сладким увереньям, Ни даже сердцу твоему. ______ С т а р и к О чем, безумец молодой, О чем вздыхаешь ты всечасно? Здесь люди вольны, небо ясно, И жены славятся красой. Не плачь: тоска тебя погубит. А л е к о Отец, она меня не любит. С т а р и к Утешься, друг; она дитя, Твое унынье безрассудно: Ты любишь горестно и трудно, А сердце женское шутя. Взгляни: под отдаленным сводом Гуляет вольная луна; На всю природу мимоходом Равно сиянье льет она. Заглянет в облако любое, Его так пышно озарит, И вот — уж перешла в другое И то недолго посетит. Кто место в небе ей укажет, Примолвя: там остановись! Кто сердцу юной девы скажет: Люби одно, не изменись? Утешься! А л е к о Как она любила! Как нежно, преклонясь ко мне, Она в пустынной тишине Часы ночные проводила! Веселья детского полна, Как часто милым лепетаньем Иль упоительным лобзаньем Мою задумчивость она В минуту разогнать умела! И что ж? Земфира неверна! Моя Земфира охладела. С т а р и к Послушай: расскажу тебе Я повесть о самом себе. Давно, давно, когда Дунаю Не угрожал еще москаль (Вот видишь: я припоминаю, Алеко, старую печаль) — Тогда боялись мы султана; А правил Буджаком паша С высоких башен Аккермана — Я молод был; моя душа В то время радостно кипела, И ни одна в кудрях моих Еще сединка не белела; Между красавиц молодых Одна была... и долго ею, Как солнцем, любовался я И наконец назвал моею. Ах, быстро молодость моя Звездой падучею мелькнула! Но ты, пора любви, минула Еще быстрее: только год Меня любила Мариула. Однажды близ кагульских вод Мы чуждый табор повстречали; Цыганы те, свои шатры Разбив близ наших у горы, Две ночи вместе ночевали. Они ушли на третью ночь, И, брося маленькую дочь, Ушла за ними Мариула. Я мирно спал; заря блеснула; Проснулся я: подруги нет! Ищу, зову — пропал и след. Тоскуя, плакала Земфира, И я заплакал!.. с этих пор Постыли мне все девы мира; Меж ими никогда мой взор Не выбирал себе подруги, И одинокие досуги Уже ни с кем я не делил. А л е к о Да как же ты не поспешил Тотчас вослед неблагодарной И хищникам и ей, коварной, Кинжала в сердце не вонзил? С т а р и к К чему? вольнее птицы младость. Кто в силах удержать любовь? Чредою всем дается радость; Что было, то не будет вновь. А л е к о Я не таков. Нет, я, не споря, От прав моих не откажусь; Или хоть мщеньем наслажусь. О, нет! когда б над бездной моря Нашел я спящего врага, Клянусь, и тут моя нога Не пощадила бы злодея; Я в волны моря, не бледнея, И беззащитного б толкнул; Внезапный ужас пробужденья Свирепым смехом упрекнул, И долго мне его паденья Смешон и сладок был бы гул. ______ М о л о д о й    ц ы г а н Еще одно, одно лобзанье! З е м ф и р а Пора: мой муж ревнив и зол. Ц ы г а н Одно... но доле! на прощанье. З е м ф и р а Прощай, покамест не пришел. Ц ы г а н Скажи — когда ж опять свиданье? З е м ф и р а Сегодня; как зайдет луна, Там, за курганом над могилой... Ц ы г а н Обманет! не придет она. З е м ф и р а Беги — вот он. Приду, мой милый. ______ Алеко спит. В его уме Виденье смутное играет; Он, с криком пробудясь во тьме, Ревниво руку простирает; Но обробелая рука Покровы хладные хватает — Его подруга далека... Он с трепетом привстал и внемлет... Всё тихо: страх его объемлет, По нем текут и жар и хлад; Встает он, из шатра выходит, Вокруг телег, ужасен, бродит; Спокойно всё; поля молчат; Темно; луна зашла в туманы, Чуть брезжит звезд неверный свет, Чуть по росе приметный след Ведет за дальные курганы: Нетерпеливо он идет, Куда зловещий след ведет. Могила на краю дороги Вдали белеет перед ним, Туда слабеющие ноги Влачит, предчувствием томим, Дрожат уста, дрожат колени, Идет... и вдруг... иль это сон? Вдруг видит близкие две тени И близкий шепот слышит он Над обесславленной могилой. 1-й    г о л о с Пора. 2-й    г о л о с Постой! 1-й    г о л о с Пора, мой милый. 2-й    г о л о с Нет, нет! постой, дождемся дня. 1-й    г о л о с Уж поздно. 2-й    г о л о с Как ты робко любишь. Минуту! 1-й    г о л о с Ты меня погубишь. 2-й    г о л о с Минуту! 1-й    г о л о с Если без меня Проснется муж... А л е к о Проснулся я. Куда вы? не спешите оба; Вам хорошо и здесь у гроба. З е м ф и р а Мой друг, беги, беги! А л е к о Постой! Куда, красавец молодой? Лежи! (Вонзает в него нож.) З е м ф и р а Алеко! Ц ы г а н Умираю! З е м ф и р а Алеко! ты убьешь его! Взгляни: ты весь обрызган кровью! О, что ты сделал? А л е к о Ничего. Теперь дыши его любовью. З е м ф и р а Нет, полно, не боюсь тебя, Твои угрозы презираю, Твое убийство проклинаю. А л е к о Умри ж и ты! (Поражает ее.) З е м ф и р а Умру любя. ______ Восток, денницей озаренный, Сиял. Алеко за холмом, С ножом в руках, окровавленный Сидел на камне гробовом. Два трупа перед ним лежали; Убийца страшен был лицом; Цыганы робко окружали Его встревоженной толпой; Могилу в стороне копали, Шли жены скорбной чередой И в очи мертвых целовали. Старик отец один сидел И на погибшую глядел В немом бездействии печали; Подняли трупы, понесли И в лоно хладное земли Чету младую положили. Алеко издали смотрел На всё. Когда же их закрыли Последней горстию земной, Он молча, медленно склонился И с камня на траву свалился. Тогда старик, приближась, рек: «Оставь нас, гордый человек! Мы дики, нет у нас законов, Мы не терзаем, не казним, Не нужно крови нам и стонов; Но жить с убийцей не хотим. Ты не рожден для дикой доли, Ты для себя лишь хочешь воли; Ужасен нам твой будет глас: Мы робки и добры душою, Ты зол и смел; — оставь же нас, Прости! да будет мир с тобою». Сказал, и шумною толпою Поднялся табор кочевой С долины страшного ночлега, И скоро всё в дали степной Сокрылось. Лишь одна телега, Убогим крытая ковром, Стояла в поле роковом. Так иногда перед зимою, Туманной, утренней порою, Когда подъемлется с полей Станица поздних журавлей И с криком вдаль на юг несется, Пронзенный гибельным свинцом Один печально остается, Повиснув раненым крылом. Настала ночь; в телеге темной Огня никто не разложил, Никто под крышею подъемной До утра сном не опочил.