Читать «А.С. Пушкин. Полное собрание сочинений в 10 томах. Том 4» онлайн - страница 39

Ты их узнала, дева гор, Восторги сердца, жизни сладость; Твой огненный, невинный взор Высказывал любовь и радость. Когда твой друг во тьме ночной Тебя лобзал немым лобзаньем, Сгорая негой и желаньем, Ты забывала мир земной, Ты говорила: «Пленник милый, Развесели свой взор унылый, Склонись главой ко мне на грудь, Свободу, родину забудь. Скрываться рада я в пустыне С тобою, царь души моей! Люби меня; никто доныне Не целовал моих очей; К моей постеле одинокой Черкес младой и черноокий Не крался в тишине ночной; Слыву я девою жестокой, Неумолимой красотой. Я знаю жребий мне готовый: Меня отец и брат суровый Немилому продать хотят В чужой аул ценою злата; Но умолю отца и брата, Не то — найду кинжал иль яд. Непостижимой, чудной силой К тебе я вся привлечена; Люблю тебя, невольник милый, Душа тобой упоена...» Но он с безмолвным сожаленьем На деву страстную взирал И, полный тяжким размышленьем, Словам любви ее внимал. Он забывался. В нем теснились Воспоминанья прошлых дней, И даже слезы из очей Однажды градом покатились. Лежала в сердце, как свинец, Тоска любви без упованья. Пред юной девой наконец Он излиял свои страданья: «Забудь меня: твоей любви, Твоих восторгов я не стою. Бесценных дней не трать со мною: Другого юношу зови. Его любовь тебе заменит Моей души печальный хлад; Он будет верен, он оценит Твою красу, твой милый взгляд, И жар младенческих лобзаний, И нежность пламенных речей; Без упоенья, без желаний Я вяну жертвою страстей. Ты видишь след любви несчастной, Душевной бури след ужасный; Оставь меня; но пожалей О скорбной участи моей! Несчастный друг, зачем не прежде Явилась ты моим очам, В те дни, как верил я надежде И упоительным мечтам! Но поздно: умер я для счастья, Надежды призрак улетел; Твой друг отвык от сладострастья, Для нежных чувств окаменел... Как тяжко мертвыми устами Живым лобзаньям отвечать И очи, полные слезами, Улыбкой хладною встречать! Измучась ревностью напрасной, Уснув бесчувственной душой, В объятиях подруги страстной Как тяжко мыслить о другой!.. Когда так медленно, так нежно Ты пьешь лобзания мои, И для тебя часы любви Проходят быстро, безмятежно; Снедая слезы в тишине, Тогда, рассеянный, унылый, Перед собою, как во сне, Я вижу образ вечно милый; Его зову, к нему стремлюсь, Молчу, не вижу, не внимаю; Тебе в забвенье предаюсь И тайный призрак обнимаю. Об нем в пустыне слезы лью; Повсюду он со мною бродит И мрачную тоску наводит На душу сирую мою. Оставь же мне мои железы, Уединенные мечты, Воспоминанья, грусть и слезы: Их разделить не можешь ты. Ты сердца слышала признанье; Прости... дай руку — на прощанье. Недолго женскую любовь Печалит хладная разлука: Пройдет любовь, настанет скука, Красавица полюбит вновь». Раскрыв уста, без слез рыдая, Сидела дева молодая; Туманный, неподвижный взор Безмолвный выражал укор; Бледна как тень, она дрожала; В руках любовника лежала Ее холодная рука; И наконец любви тоска В печальной речи излилася: «Ах, русский, русский, для чего, Не зная сердца твоего, Тебе навек я предалася! Не долго на груди твоей В забвенье дева отдыхала; Не много радостных ночей Судьба на долю ей послала! Придут ли вновь когда-нибудь? Ужель навек погибла радость?.. Ты мог бы, пленник, обмануть Мою неопытную младость, Хотя б из жалости одной, Молчаньем, ласкою притворной; Я услаждала б жребий твой Заботой нежной и покорной; Я стерегла б минуты сна, Покой тоскующего друга; Ты не хотел... Но кто ж она, Твоя прекрасная подруга? Ты любишь, русский? ты любим?. Понятны мне твои страданья... Прости ж и ты мои рыданья, Не смейся горестям моим». Умолкла. Слезы и стенанья Стеснили бедной девы грудь. Уста без слов роптали пени. Без чувств, обняв его колени, Она едва могла дохнуть. И пленник, тихою рукою Подняв несчастную, сказал: «Не плачь: и я гоним судьбою, И муки сердца испытал. Нет! я не знал любви взаимной, Любил один, страдал один, И гасну я, как пламень дымный, Забытый средь пустых долин. Умру вдали брегов желанных; Мне будет гробом эта степь; Здесь на костях моих изгнанных Заржавит тягостная цепь...» Светила ночи затмевались; В дали прозрачной означались Громады светлоснежных гор; Главу склонив, потупя взор, Они в безмолвии расстались. Унылый пленник с этих пор Один окрест аула бродит. Заря на знойный небосклон За днями новы дни возводит; За ночью ночь вослед уходит; Вотще свободы жаждет он. Мелькнет ли серна меж кустами, Проскачет ли во мгле сайгак, — Он, вспыхнув, загремит цепями, Он ждет, не крадется ль казак, Ночной аулов разоритель, Рабов отважный избавитель. Зовет... но всё кругом молчит; Лишь волны плещутся бушуя, И человека зверь почуя В пустыню темную бежит. Однажды слышит русский пленный, В горах раздался клик военный: «В табун, в табун!» Бегут, шумят; Уздечки медные гремят, Чернеют бурки, блещут брони, Кипят оседланные кони, К набегу весь аул готов, И дикие питомцы брани Рекою хлынули с холмов И скачут по брегам Кубани Сбирать насильственные дани. Утих аул; на солнце спят У саклей псы сторожевые. Младенцы смуглые, нагие В свободной резвости шумят; Их прадеды в кругу сидят, Из трубок дым виясь синеет. Они безмолвно юных дев Знакомый слушают припев, И старцев сердце молодеет. Ч е р к е с с к а я    п е с н я 1 В реке бежит гремучий вал; В горах безмолвие ночное; Казак усталый задремал, Склонясь на копие стальное. Не спи, казак: во тьме ночной Чеченец ходит за рекой. 2 Казак плывет на челноке, Влача по дну речному сети. Казак, утонешь ты в реке, Как тонут маленькие дети, Купаясь жаркою порой: Чеченец ходит за рекой. 3 На берегу заветных вод Цветут богатые станицы; Веселый пляшет хоровод. Бегите, русские певицы, Спешите, красные, домой: Чеченец ходит за рекой. Так пели девы. Сев на бреге, Мечтает русский о побеге; Но цепь невольника тяжка, Быстра глубокая река... Меж тем, померкнув, степь уснула, Вершины скал омрачены. По белым хижинам аула Мелькает бледный свет луны; Елени дремлют над водами, Умолкнул поздний крик орлов, И глухо вторится горами Далекий топот табунов. Тогда кого-то слышно стало, Мелькнуло девы покрывало, И вот — печальна и бледна — К нему приближилась она. Уста прекрасной ищут речи; Глаза исполнены тоской, И черной падают волной Ее власы на грудь и плечи. В одной руке блестит пила, В другой кинжал ее булатный; Казалось, будто дева шла На тайный бой, на подвиг ратный. На пленника возведши взор, «Беги, — сказала дева гор, — Нигде черкес тебя не встретит. Спеши; не трать ночных часов; Возьми кинжал: твоих следов Никто во мраке не заметит». Пилу дрожащей взяв рукой, К его ногам она склонилась: Визжит железо под пилой, Слеза невольная скатилась — И цепь распалась и гремит. «Ты волен, — дева говорит, — Беги!» Но взгляд ее безумный Любви порыв изобразил. Она страдала. Ветер шумный, Свистя, покров ее клубил. «О друг мой! — русский возопил, — Я твой навек, я твой до гроба, Ужасный край оставим оба, Беги со мной...» — «Нет, русский, нет! Она исчезла, жизни сладость; Я знала всё, я знала радость, И всё прошло, пропал и след. Возможно ль? ты любил другую!.. Найди ее, люби ее; О чем же я еще тоскую? О чем уныние мое?.. Прости! любви благословенья С тобою будут каждый час. Прости — забудь мои мученья, Дай руку мне... в последний раз». К черкешенке простер он руки, Воскресшим сердцем к ней летел, И долгий поцелуй разлуки Союз любви запечатлел. Рука с рукой, унынья полны, Сошли ко брегу в тишине — И русский в шумной глубине Уже плывет и пенит волны, Уже противных скал достиг, Уже хватается за них... Вдруг волны глухо зашумели, И слышен отдаленный стон... На дикий брег выходит он, Глядит назад... брега яснели И опененные белели; Но нет черкешенки младой Ни у брегов, ни под горой... Всё мертво... на брегах уснувших Лишь ветра слышен легкий звук, И при луне в водах плеснувших Струистый исчезает круг. Всё понял он. Прощальным взором Объемлет он в последний раз Пустой аул с его забором, Поля, где пленный стадо пас, Стремнины, где влачил оковы, Ручей, где в полдень отдыхал, Когда в горах черкес суровый Свободы песню запевал. Редел на небе мрак глубокий, Ложился день на темный дол, Взошла заря. Тропой далекой Освобожденный пленник шел, И перед ним уже в туманах Сверкали русские штыки, И окликались на курганах Сторожевые казаки.