Читать «Путь гения. Становление личности и мировоззрения Карла Маркса» онлайн - страница 4
Генрих Николаевич Волков
Филистерство (или, иначе говоря, мещанство, обывательщина) отнюдь не является национальным изобретением. Оно естественный продукт мелкобуржуазного хамства, ханжеской религиозной морали и рабской психологии вчерашнего холопа, который остался в душе холопом. Оно неизбежное порождение того строя, который осуществляет безжалостную эксплуатацию человека человеком под «гуманным» лозунгом: «Свобода, равенство, братство», который делает людей холуями денежного мешка и объявляет это «достижение» величайшим приобретением человечества.
Мы хорошо знаем, что мещанство обильно рожала российская земля, о чем свидетельствуют произведения Островского, Салтыкова-Щедрина, Горького, Чехова, которые заклеймили «рожденных ползать».
Филистерство в разных странах складывалось с учетом исторических условий и национального характера народа. Имело свой несравненный колорит и немецкое филистерство. На это были особые причины.
«Священная Римская империя германской нации», как она тогда пышно именовалась, состояла к началу XIX века из нескольких сот «суверенных» государств, от довольно крупных, как Пруссия и Австрия, до совсем ничтожных королевств, курфюршеств, княжеств, графств, баронств и вольных имперских городов. Все они обладали большой политической самостоятельностью и подчинялись только власти императора и сейма, подчас весьма иллюзорной. Вследствие этого всюду царили междоусобицы, неразбериха и величайший беспорядок.
Каждый князек был для своих подданных неограниченным деспотом. Власть при дворе была в руках министров и правительственных чиновников, которые, согласно описанию Ф. Энгельса, получали полную свободу действий и полную безнаказанность, если только наполняли казну своих господ.
Сребролюбивые мещане, буржуа спокойно мирились с тем, что их притесняли и оскорбляли, полагая, что легче всего ловить рыбку в мутной воде, и ухитрялись находить в постоянном социальном беспорядке порядочные источники богатства. Соединившись с народом, они могли бы ниспровергнуть старую власть и преобразовать империю, как это отчасти сделала английская буржуазия между 1640 и 1688 годами и как это делала в то время французская буржуазия.
Но нет, буржуазия Германии никогда не обладала такой энергией, никогда не претендовала на такое мужество. Немецкие буржуа, как саркастически замечает Энгельс, знали, что Германия – это только навозная куча, но им было удобно в этом навозе, потому что сами они были навозом и потому, что окружающий навоз согревал их.
Крестьяне, ремесленники и предприниматели страдали вдвойне – от паразитического правительства и от плохого состояния дел. Дворянство и князья находили, что, хотя они и выжимали все соки из своих подданных, их доходы не могли поспевать за растущими расходами. Все было скверно, и во всей стране господствовало недовольство. Не было ни развитой сети образования, ни средств воздействия на сознание масс, кроме религии, ни свободы печати, ни общественного мнения, не было даже сколько-нибудь значительной торговли с другими странами. Народ был проникнут раболепным духом.