Читать «Дневник пани Ганки» онлайн - страница 4
Тадеуш Доленга-Мостович
Чем дольше я над этим размышляла, тем сильнее убеждалась: все дело тут в ошибке или мистификации. Я была убеждена: вот-вот вернется Яцек, распечатает письмо, рассмеется, пожмет плечами и скажет мне: «Смотри, Ганечка, какую забавную вещь я получил!»
Но все произошло иначе.
Яцек возвратился к восьми. Как обычно, очень нежно поздоровался со мной, попросил прощения, что не был на обеде, но, казалось, не обратил внимания на мое сообщение о том, что я тоже осталась без обеда. Лицо его выглядело несколько утомленным, а глаза – печальными. Потом он вошел в кабинет. Мне очень хотелось войти туда следом, но я понимала – следует ожидать его здесь, в зале. Вышел он только через час. По его внешнему виду ничего невозможно было понять. Он сел рядом, а когда дотронулся до моей руки, сделал это с обычным своим спокойствием. Изображая полную безмятежность, я спросила его без нажима:
– Прочел ли ты письма?
– Да, – кивнул он. – Ничего важного. Людка через неделю выезжает в Алжир, а посол шлет тебе поклоны.
Сердце у меня в груди сжалось. Стараясь контролировать себя и не дать дрогнуть голосу, я заметила:
– Мне кажется, ты получил какое-то неприятное известие, огорчившее тебя…
Я пронзила его взглядом, но он улыбнулся с таким искренним удивлением, что я собственным глазам не поверила. Недаром говорят: Яцек – прирожденный дипломат. И если бы он мне изменил, без сомнений, я никогда не сумела бы по нему понять это. Слишком уж умел он маскироваться.
– Напротив, – ответил он. – Скорее, получил хорошую весть. В болгарском посольстве отменили обед, и потому я смогу провести весь вечер с тобой.
Это время не было приятным, хотя Яцек и старался делать все, чтобы доставить мне удовольствие. Но осознание того, что нас разделила его страшная тайна, не покидало меня ни на миг. Сил мне придавало лишь то, что я чувствовала преимущество над ним. Он не мог догадаться, будто я знаю о существовании его первой жены. У меня на руках был козырь, который в любой момент мог безжалостным ударом пасть на его голову. Но казалось, он ни о чем не догадывается. Я глядела на него, пытаясь отгадать его мысли.
Только сейчас начала вспоминать ряд мелочей, на которые в последние дни не обращала внимания, но отметить их стоило бы.
С некоторых пор Яцек не то чтобы изменился (это оказалось бы слишком сильным словом), но как будто потускнел. Смех его сделался тише, телефонные беседы с разными людьми приобрели характерный тон: настороженности и холодности. Верно. А на Сильвестра, когда отец мой возмущался некими недавно вскрытыми злоупотреблениями в какой-то управе и наговорил множество неприятных вещей об арестованном директоре Лисковском, Яцек неожиданно принялся защищать того. Было это еще более странно, поскольку Лисковского он никогда не любил; и тем не менее сказал тогда вдруг: