Читать «Пэчворк. После прочтения сжечь» онлайн - страница 57
Инга Кузнецова
Вот это и есть отношения интеллигенции и власти. Хотя психоанализ власти – это вовсе не то, чем я хочу заниматься.
Уровень 34
– Власть отвратительна, как руки эксгибициониста.
Д. обнимает меня.
– Парад боеголовок…
– На грани фола. Остри давай.
– Нам нужен растворитель страха. Чтобы раздавать на улицах вместе с инструкцией: «Приподнимите век и… капните в зрачок».
Д. обнимает меня.
– Шути еще. Ты мастер формулировок. Шути, не плачь.
Д. (глотая стекло в уголке моего глаза):
– Всё.
Бьорк, «Дебют» и «Пост», композиции нон-стоп. Хватавшие уличный воздух пальцы Д. холодны и пахнут земляничным мылом – по-детски, может, и мороженым. Торопился их вымыть – рукава закатаны, кожа до локтя в мелких каплях – роса в рыжем лесу. Близко. Подушечки выпутываются из прядей, скользят по лицу, как по ростру, мне кажется, там вместо меня изображение зверя: это лисица, которая таранит воздух, но не тиранит никого. Лисья фигура украшает корабль тела, так полагается, по старинным образцам. Телесный корабль в волнах банного халата, сбившегося и обнажающего правое плечо, левое бедро, кругляши-шарниры, прилаженные к хрупкому длинному – а может быть, все и наоборот: левое плечо, правое бедро. В смятении это не понятно. Корабль носит по волнам. Я-1, как всегда, наблюдает за я-2 со стороны.
Запрокинутое лицо открывает пуговицу лимфоузла – шея беззащитна перед щекоткой дыхания, влажной и сухой медлительностью, а потом точной настойчивостью рта, пьющего трепет. Мелкие перебеги к мочке (помню, как одноклассницы подходили замерять линейкой эту ракушку, удивляющую всех своей микроскопичностью). Задыхание начинается сразу, острота колеблется между отложенной и невыносимой.
Быстрое смятение, смятка – примагничивают все, что есть в другом, – к тебе, вскрывают всю правду, всю непроясненность. Это проверка. Другое, обращенное к тебе, высвечивается твоей отзывчивостью, усиливается ею и ею превозносится. Ты знаешь, она могла бы принять все – вплоть до уничтожения всех твоих «я». В этом смысл абсолютной, не рассчитывающей открытости, нуждающейся только в дарении себя.
Но Д., поднимаясь с какого-то собственного дна, сейчас сам весь выступает на поверхность – он обращается в силу своей нежности, сминающей миры и помехи. Вот что в нем было и есть: решимость пропасть, провалиться. Он уже так переполнен мной, он с головой в моих жилках, моем мареве. Лимб безумия распухает, в этом куполе открываются жесты – медленные и внезапные. Ткань и тепло, твердь и вода меняются местами. Ладонь разнимает случайную дружбу халатных окраин – они не сопротивляются – они уже берега, между которыми долгое, убывающее, извилистое и бьющееся тело реки.
