Читать «Пэчворк. После прочтения сжечь» онлайн - страница 53
Инга Кузнецова
И наконец Неандерталец откликается. Д. огромными шагами рубит комнату, разговаривая с ним, а я просто мотаюсь и слепну от едкой жидкости, склеивающей мне глаза. Голос Д. звучит тихо и страшно:
– Забрали? Адрес?… Что сказали?… Да, я приеду… Да, со мной. Дать ее?
Я подскакиваю с дивана, золотистая кисть Д. с телефоном прыгает у моего лица.
– Ты где?? – ору в гаджет (там помехи, мокрый шум автомобилей).
– Я дома. П. в кутузке. Он все взял на себя.
– Что же делать?!
– Тебе – ничего. Будь там, у Д. Завтра утром уедешь.
– Как нам вызволить его?
– Не твое дело. Мы с Д. разберемся.
– Я…
– Я не могу сейчас заниматься тобой. Отдай телефон Д.
– Я…
Д. забирает у меня мобильник. Они договариваются, пока я слипаюсь и путаюсь в осыпающемся лесу волос, ресниц, мыслетрупов.
– Не плачь. Нет. Мы не предатели. Мы не трусы. Мне надо было вытащить тебя. Он меня просил, если что-нибудь случится.
– Когда??
– Когда они вошли.
– Какое у него было лицо?
– Когда?
– Да боже мой! Когда он просил об этом!
– А что ты хочешь услышать? Напряженное лицо. Ты знаешь такое его выражение.
– А, да ничего я уже не знаю! Д., милый, что же делать?
– Быть.
– Как?
– Не как – этого я пока не знаю, – а – где. Здесь.
Десятиминутное молчанье.
Уровень 31
– У меня есть виски.
Я сдаюсь. Внутри меня – музыка, и она говорит о пределах.
Я знаю, что я (каждый? и ты, Д.) – человек с ограниченными возможностями. Что я (и ты) – человек с неограниченными невозможностями.
Что я (и ты) – возможность для ограниченного числа лиц. Что я (так же, как и ты) не бесчеловечна и не безгранична.
Это все иначе: может быть, на самом деле я (ты? он?) и есть ГРАНИЦА – между человеческим и невозможным.
И вот это как раз сложно вынести. Но тут ничего не поделаешь. Потому что это удел. У дел ты или не у дел – а это твой удел.
Жить, зная, что все уже пропало. Жить. Остро прекрасно.
Скидки есть (на столе какая-то рекламная бумажка), и счастье, возможно, есть (покоя как раз нет и воли нет). Я тоже, видимо, есть (когито и все дела). Даже так называемая «любовь» не исчезает вполне – она самовоспроизводится, она превращается, перетекает, плавится, булькает, кристаллизуется и воспаряет.
Смотри: моя «любовь» лежит на всех объектах. Тонким слоем, как радужный налет. Химия, конечно – все верно.
Я – еще под вопросом. Но не она.
Смотри не вглубь – что ты там не видел? Смотри на поверхности.
Все это я думаю, пока еще не сделала первый глоток. Я смотрю, как Д. достает широкогорлые (гордые) бокалы, живописную бутылку с остатками виски. Это очень замедленно. Дежурный артхаус. Но атмосферный такой. Мне уже тепло.
И что же будет с женским персонажем, давно отказавшимся от еды и разучившимся пить алкоголь, когда он, в рачкообразном чехле кланового пледа, выплаканный и тихий, сделает глоток очень выдержанного шотландского виски? В тот же миг он увидит всадника, наклонно скачущего по деревянному мосту под косым дождем, с седельной сумкой из вывороченной кожи, а в сумке будет болтаться горсть грецких орехов и размокшего чернослива, в где-то в углах, между швов, застрянут крупные бисерины морской соли вперемешку с песком. И запахнет торфом, и вдалеке увидится дым. И начнется апрель, и потянет талым снегом, водой холмов, а за мостом, в замшелом замке, конечно, будет бродить девушка (это я?) в дремуче-зеленом средневековом платье со шнуровкой. И всадник в доспехах хотел бы к ней, но ему нужно доставить желтую бумагу, свернутую трубкой и покоящуюся за его влажной рубахой из грубого полотна. И он скачет – косо, как падают струи дождя. А дальше? А дальше…