Читать «Когда я уйду» онлайн - страница 3

Надпись на конверте: «Для Люка». «Л» с завитками по бокам, миниатюрная наклонная «к». Почерк Натали… Глаза обожгло слезами.

Откуда оно? Люк огляделся в поисках отгадки. Как письмо от умершей жены могло оказаться под лестницей? Его взгляд задержался на входной двери с латунной щелью для почты. Десять лет назад Натали сама выбрала эту дурацкую дверь, когда они строили дом, но первой же холодной мичиганской зимой попросила ее засиликонить. За девять лет у него так и не дошли руки. А теперь через эту щель с ними говорила покойная супруга…

Конечно, это не она. Люк покачал головой и сунул письмо в карман. Натали умерла. Покойники не подбрасывают письма в почтовые ящики и не переселяются на небеса. Люди просто умирают. Скорее всего, кто-то что-то напутал.

Люк занес ногу над ступенькой, и тут из кухни выбежала Мэй — все в том же черном платье по колено, что на похоронах.

— Пап, можно, я съем злаковый батончик? — Она показала ему лакомство в серебристой упаковке. — Мама не разрешала сладкое перед сном, но ведь батончик полезный.

Когда дочь вот так, походя, вспоминала мать, у Люка перехватывало дыхание. Почему она такая сильная, а он такой слабый?

— Конечно, родная! — Почувствовав укол совести, добавил: — Только молока себе налей, хорошо?

— Ты что, папа! Я не справлюсь! Бутылка тяжелая, я все время проливаю…

Мэй сунула в рот каштановый локон — детская привычка, которую она приобрела с тех пор, как волосы отросли. Натали считала, что это пережитки сосательного рефлекса, и одергивала дочь, но Люк не стал. Сейчас дочке необходимы уют и покой.

— Попрошу Уилла, он спустится и поможет тебе.

— Думаешь, он больше на меня не злится? — Девочка заправила мокрую прядь за ухо.

Люк передернул плечами. Что ж, может, и стоит делать замечания.

— Конечно, нет. Просто ему грустно, а когда грустно, люди часто огрызаются на близких.

— Ну ладно.

Мэй разорвала зубами упаковку и пошла обратно в кухню.

— Я люблю тебя, — сказал Люк ей вслед.

— Я тебя тоже, — бросила она через плечо.

* * *

Люк уложил Клейтона, уговорил Уилла помочь сестре на кухне, затем пошел к себе. Там бросил пиджак на кровать и расстегнул ремень на брюках. Ремень носить еще можно, только не сам костюм. Надеть куда-то брюки и пиджак, что были на тебе в день похорон жены?.. Нет уж, спасибо. Люк достал из шкафа чехол и наскоро впихнул туда пиджак. Взгляд зацепился за торчащий из кармана голубой конверт.

Письмо… Он совсем позабыл о нем. Трудно сказать, нечаянно или нарочно. Почерк на конверте до боли походил на почерк его жены. Люк схватил письмо, выпустив из рук чехол, и вскрыл конверт. Оттуда выскользнул сложенный лист, вырванный из блокнота со спиральной пружинкой. Значит, все-таки Натали. Никто на свете не станет писать писем овдовевшему мужу в блокноте за пятьдесят центов, даже не обрезав бахрому с краю.

Люк бросил пустой конверт на кровать. Замер, поймав в зеркале собственное отражение: светлые волосы расчесаны на пробор, галстук аккуратно завязан — как будто на собеседование собрался. Единственный признак ужасного дня — соломенная щетина на подбородке. Странно и неправильно, что снаружи он выглядит таким собранным, в то время как изнутри разваливается на части… Люк расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке, ослабил галстучный узел и взъерошил волосы, а потом присел на угол кровати спиной к зеркалу и дрожащими руками развернул листок. Сверху рукой Натали было написано: «В день моих похорон». Дальше шел текст: знакомые до боли завитки. В ушах как будто зазвучал ее голос.