Читать «Когда я уйду» онлайн - страница 116

— Ладно, пастор. Может, вы знаете, почему она мне лгала? Я никак не могу понять. Зачем переправлять через вас письма; почему прямо не сказать все, как было?

— Она не ожидала, что все так обернется.

— Но вот же обернулось! Зачем было напускать туман? Из-за чувства вины? Или она меня боялась? — От этой мысли стало больно. После той ужасной пощечины — единственной, — когда Люк не сумел обуздать свой нрав, Натали не общалась с ним шесть лет.

— Были причины. Она и представить не могла, что все выйдет вот так. — Нил показал на койку Джесси. — Я знал, что мы с вами встретимся, и захватил ее письмо. — Он полез в ящик прикроватной тумбочки и достал конверт. — Здесь все ответы.

На конверте, как всегда, стояло его имя, а с обратной стороны было написано «Конец». Конверт на удивление оказался тонким, всего пара листов. Странно. Люк распечатал его. Все ясно. Письмо было отпечатано на компьютере.

— Письмо печатали вы?

— Да. У Натали совсем не осталось сил. Я печатал под диктовку; ни слова не прибавил, клянусь! Его предполагалось отправить в годовщину ее смерти. Она думала, за год многое уляжется. Но позвонила ваша теща, сказала, что Джесси везут в больницу, и я решил отдать вам его сейчас. Прочтите.

Люку не хотелось следовать распоряжениям доктора Нила, однако надо было наконец выяснить всю правду.

Конец

Дорогой Люк! Вот и всё. Последнее письмо. Мое время близится, пришла пора сказать тебе то, что я скрывала всю нашу совместную жизнь — потому что боялась. Сперва я хотела унести эту тайну с собой в могилу, но теперь, когда мне осталось всего ничего, я поняла: ты должен знать. Как же не хочется отравлять последние воспоминания о себе!.. Да, я отчаянно трушу. Надеюсь, ты когда-нибудь поймешь, почему я не отважилась сказать тебе напрямую.

Так вот, у меня был ребенок… У нас был ребенок. Мне едва исполнилось пятнадцать, когда она родилась. Долгие месяцы боли, отчаяния и стыда позабылись, едва я взглянула в ее лицо. Она была прекрасна, а волосиков на голове у нее было столько, что я даже решила, что наша дочка — мутант. Я посмотрела ей в глаза и сказала, что очень ее люблю. И папа ее очень любит. Сказала, что мы слишком молоды, чтобы растить ее, и что ты сейчас очень и очень далеко. Я поцеловала ее дважды — за нас обоих — и отдала миссис Таунсенд. Все случилось в приюте «Маранафа». Я надеялась, что ей найдут новый дом, где она будет счастлива. Каждый день я молилась за нее.

Почему я не сказала тебе о ней, когда мы встретились в Мичиганском университете? Честный вопрос. Я подумала о том, что нашей дочери уже пять лет, у нее новые любящие родители, забрать ее мы не могли, к тому же я не знала, как ты к этому отнесешься. Ты говорил, что не хочешь детей, боишься стать таким же, как твой отец. Честно говоря, я тоже боялась, особенно после того случая в сарае. Когда мы поженились, я была в тебе уверена. Я носила под сердцем Уилла и решила рассказать тебе о дочери, когда он родится.

Но затем я узнала ужасную новость: в три года наша дочка пропала без вести. Помнишь историю с Мэлори Уитлинг? Я страшно боялась, что это наша с тобой Мэлори.

Они жили неподалеку, в Лэнсинге. Когда об этом писали в газетах, я понятия не имела, что малютка со смешными хвостиками с фотографии — наша дочь. Приемные родители сообщили, что проснулись утром, а девочка исчезла; осталась одна кроватка, залитая кровью.

Весь город на ушах стоял, все искали Мэлори, а потом ее отец поделился с полицейскими своей тревогой — с женой что-то неладно с тех пор, как четыре года назад умерла их родная дочь. Они сделали эксгумацию. Марк Уитлинг оказался прав. У его жены Евы обнаружили психическое расстройство — синдром Мюнхгаузена. Она понемногу травила девочек, чтобы привлечь к себе внимание врачей, друзей и родных.

Эта женщина во всем призналась, и ее посадили в тюрьму. Она не выйдет оттуда до конца жизни. Слабое утешение. Я утопила отчаяние в заботах о нашей семье. Это были прекрасные годы.

А потом, когда нашу жизнь испохабил мой рак, я решила доучиться и получить степень мастера. Пока искала учебную программу, которая была бы нам по карману, наткнулась на фотографию доктора Нила на сайте Мичиганского университета. Я сразу же его узнала — пастор из «Маранафы». Они с женой помогали устроить Мэлори в новую семью. И я поняла, что хочу с ним встретиться.

На первом занятии он меня не узнал. Ясное дело, я изменилась. Тогда мне было четырнадцать, а теперь минуло больше двадцати лет, за это время я родила еще троих. В университетском коридоре я увидела, как он говорит с какой-то девушкой. Она сразу привлекла мое внимание — говорила с ним как-то по-свойски. Я пошла за ней. Наверное, у меня рассудок помутился. С тех пор я следила за ней, выяснила, где она сидит в библиотеке, подсела рядом… Вскоре мы подружились. Тогда я узнала, что Джесси — дочь доктора Нила.

Не буду рассказывать обо всех моих шпионских поползновениях. Сложилось так, что после ссоры с той девицей, с Тифф, мы с доктором Нилом подружились. Однако всю правду я ему открыла только после того, как мой диагноз окончательно подтвердился. Тогда он сказал мне нечто невообразимое — моя дочь жива!

В тот же день доктор Нил поведал мне историю Джесси. Однажды на пороге «Маранафы» появился мистер Уитлинг. На руках он нес трехлетнюю Мэлори в пижаме. Мария, жена Нила, тогда работала в приюте за стойкой регистрации. Марк Уитлинг обнаружил, что его жена добавляет в сок ребенку антифриз. Девочка была очень больна, почки отказывали.

Марк умолял, чтобы они спасли девочку. Мария пыталась отговорить его, убеждала пойти в полицию, а девочку отправить в больницу, но, взглянув на нее, приняла решение, которое изменило жизнь многих людей. Своих детей у них с Нилом быть не могло, так что Мария взяла Мэлори у приемного отца и отнесла в приют.

Доктор Нил сперва отказался во всем этом участвовать. Тогда Мария уговорила его погодить день-два, чтобы подумать, как лучше поступить — не отдавать же больную девочку в детдом. А на следующее утро газеты уже пестрели заголовками о пропавшей Мэлори. В них описывали окровавленную подушку, сломанную раму и размытые следы под окном. Марк разыграл похищение.

Перед Нилом и Марией стоял выбор: оставить больную девочку у себя, заботиться о ней и оберегать, — либо отдать ее обратно в приемную семью с полоумной матерью и отцом, который слишком слаб, чтобы бороться.

Я боюсь, что ты возненавидишь меня за то, что я столько лет тебе лгала, и обрушишь свой гнев на нашу семью. А еще из чисто эгоистических соображений мне хочется умереть твоей любимой женой. Пусть ты будешь тосковать о тех годах, что мы прожили вместе. Если б я сказала тебе раньше, кто знает, какими бы они были… Я не жалею о том, что оставила нашу дочь в приюте. Учитывая наш возраст и ситуацию, решение было правильным. И о том, что хранила все в тайне, тоже не жалею. Прости. Единственное, чего мне не хочется, — лишать тебя Джесси. Нил согласился помочь. Знаю, некоторые из моих писем читать будет трудно, зато остальные — надеюсь — хоть чуточку тебя утешат. Ты не веришь в жизнь после смерти, но я существую — в этих письмах.

Джесси ничего не знает — кроме того, что ее удочерили. Вы с Нилом решайте сами, стоит ли ей говорить. Если решите сказать, передай ей, что я ее любила. Мои письма тоже передай.

Люблю тебя и буду любить всегда.

Натали